Антоновские яблоки. Жизнь Арсеньева. Иван БунинЧитать онлайн книгу.
одолевала, хотя изобличала ее только отрывистая, дрожащая речь. И чтобы уже совсем растревожить его, Тихон Ильич участливо спрашивал:
– Не радует? Скажи пожалуйста! И все из-за бабы?
Яков, озираясь, скреб ногтями грудь:
– Из-за бабы, родимец ее расшиби…
– Ревнует?
– Ревнует… В снохачи меня записала…
И у Якова бегали глаза.
– Там нажалилась мужу, нам нажалилась! Да что – отравить хотела! Иной раз, к примеру, остудишься… покуришь маленько, чтоб на груди полегчало… Ну и сунула мне под подушку цигарку… Кабы не глянул – пропал бы!
– Что ж за цигарка такая?
– Костей мертвых натолкла да заместо табаку и всыпала…
– То-то малый-то дурак! Поучил бы ее по-русски!
– Куда тебе! Мне же, к примеру, на грудь полез! А сам как змей вьется!.. Ухвачу за голову, ан голова-то стриженая… Ухвачу за пельки – рубаху драть жалко!
Тихон Ильич качал головой, молчал минуту и наконец решался:
– Ну а как у вас там? Все бунту ждете?
Но тут скрытность сразу возвращалась к Якову. Он усмехался и махал рукой.
– Ну! – скороговоркой бормотал он. – Какого там рожна – бунту! У нас народ смирный… Смирный народ…
И натягивал вожжи, будто не стоит лошадь.
– А сходка-то зачем в воскресенье была? – вдруг злобно кидал Тихон Ильич.
– Сходка-то? А чума их знает! Погалдели, к примеру…
– Знаю, о чем галдели-то!
– Да что ж, я не таюсь… Болтали, к примеру, что вышла, мол, распоряжение… вышла будто распоряжение – никак не работать у господ по прежней цене…
Очень обидно было думать, что из-за какой-то Дурновки руки отваливаются от дела. И дворов-то в этой Дурновке всего три десятка. И лежит-то она в чертовой яруге: широкий овраг, на одном боку – избы, на другом – усадьбишка. И переглядывается эта усадьбишка с избами и со дня на день ждет какого-то «распоряжения»… Эх, взять бы несколько казаков с плетьми!
Но «распоряжение» таки вышло. Пронесся в одно из воскресений слух, что в Дурновке – сходка, вырабатывается план наступления на усадьбу. С злобно-радостными глазами, с ощущением необычной силы и дерзости, с готовностью «самому черту рога сломать», Тихон Ильич крикнул «запречь в бегунки жеребчика» и через десять минут уже гнал его вдоль шоссе к Дурновке. Солнце садилось после дождливого дня в серо-красные тучи, стволы в березовом лесочке были алые, проселок, резко выделявшийся черно-фиолетовой грязью среди свежей зелени, был тяжел. С ляжек жеребчика, со шлеи, ерзавшей по ним, падала розовая пена. Крепко щелкая вожжами, Тихон Ильич свернул от чугунки, взял направо полевой дорогой и, увидав Дурновку, на минуту усомнился в правдивости слухов о бунте. Мирная тишина была вокруг, мирно пели свои вечерние песни жаворонки, просто и спокойно пахло влажной землей и сладостью полевых цветов… Но вдруг взгляд упал на пары́ возле усадьбы, густо усеянные желтым донником: на его парах пасся