Блистательные Бурбоны. Любовь, страсть, величие. Юрий ЛубченковЧитать онлайн книгу.
партий и стать сильным арбитром между их спорами. Но ее сын и непонятная медлительность гугенотов, которые пока только угрожающе вопили и шушукались по углам, заставили ее начать разыгрывать иной пасьянс. Торопливость же католиков оставляла надежду, что они не смогут пройтись сплошной железной метлой по всей Франции, и гугеноты, хоть и в меньшем количестве, будут все же играть роль противовеса амбициям Гизов.
Так все и случилось, как она задумывала. Избиение протестантов в Париже и ряде провинциальных городов сняло вопрос об инициаторах покушения на адмирала – теперь сам народ расправился с ним. Вопрос о войне с Испанией отпал сам собой. Генрих Гиз, признанный лидер католической партии, мог бы стать некоронованным владыкой Парижа раз и навсегда. Он и стал им, но не навсегда – Екатерина упросила сына помиловать Генриха Наваррского и принца Генриха де Конде: противовес для будущего балансира не был уничтожен. Впереди были возможны новые варианты.
Утро у ворот Лувра. Художник Э. Деба-Понсан
Но из происшедшего желательно выкачать максимальную пользу – и Екатерина пишет Филиппу II, что меры, принятые ее сыном (она – щедрая мать и всю славу отдает любимому чаду) в Варфоломеевскую ночь, усилят «дружбу, связывающую две короны». Она даже повела разговор о возможном браке своего любимца – сына Генриха Анжуйского – на дочери Филиппа II. На этот раз подобное не возбранялось, ибо Филипп принимал французского посла и, услышав новость, разразился радостным смехом и не скрыл от посла своего «большого удовольствия».
Казалось, что все кончилось к удовольствию дома Валуа, и теперь Екатерина может пожинать плоды своих предвосхищений. Однако, помимо непрограммируемых эскапад католиков и гугенотов – а поступки фанатиков человеку, рационально мыслящему, не всегда можно предугадать, – беспокойство королеве стал доставлять ее сын король Карл IX. Со все возрастающими удивлением и тревогой Екатерина стала замечать, что все ее уроки по искусству управления державой, оказывается, пропали втуне, и Карл IX позволил пустить в своей душе корни чувству, гибельному для правителя – раскаянию. А ведь она сколько раз ему говорила, что, раз свершив что-либо, монарх не может предаваться бесцельным сожалениям, ибо тем самым он демонстрирует своим подданным собственную слабость, слабые же монархи могут и не усидеть на горних вершинах трона.
Король начал оказывать знаки милости гугенотам – и здесь королева-мать его одобряла, ибо это было удерживающим фактором для амбиций Гизов, но Карл IX делал это искренне, обещая искупить и загладить свою вину. А это допустить было никак нельзя: король не может быть виноватым перед своими подданными. Кроме того, Карл начал выражать вслух недовольство Екатериной и своим братом Генрихом Анжуйским, который был также в чине главных подготовителей Варфоломеевской ночи. В речах короля все явственнее зазвучали угрозы по отношению к матери и брату, заявления о необходимости переосмысления многих