Государи Московские: Бремя власти. Симеон Гордый. Дмитрий БалашовЧитать онлайн книгу.
простор Великой, за которым, неясные в снежной круговерти, вздымались островерхие плесковские костры с долгими пряслами стен и хороводом размытых метелью сквозистых звонниц и куполов над ними.
Андрей Кобыла стоял в долгом бараньем ордынском тулупе и бобровой шапке и с удовольствием подставлял режущему ветру разрумянившееся на холоде лицо, следил, как в снежном дыму то возникают, то скрываются башни псковского крома, – словно белый холодный пожар бушевал над городом. (Когда летом Псков загорелся и выгорел весь, мало не дотла, Андрей вспомнил, глядючи на сизобагровые, гонимые ветром облака огня, эту весеннюю небывалую вьюгу.) В дымно-белых вихрях, проносящихся вдоль Великой, маячил, то скрываясь в снежной круговерти, то появляясь вновь, одинокий вершник. «Ко мне али не ко мне? – гадал Кобыла. – А стало быть седни гонцу!» Вершник, в очередную вынырнув из метели, издалека помахал рукой. «Ко мне!» – понял Андрей и шагнул встречь. Микита, тверской ключник Кобылы, с докрасна иссеченным ветром лицом, свалился с коня прямо в медвежьи объятья своего господина. Смачно расцелованный в обе щеки, сбрасывая снег с усов и бороды, Микита полез было за пазуху – за грамотой.
– Постой! В горницу взойдем! – остановил его Андрей. – Екой ты поспешной!
Влезли в жило. Пока разоболокались, Андрей кивнул слуге, – мигом собрали на стол. Микита хлебал, обжигаясь, щи, ел хлеб, с удовольствием опрокинув в глотку чашу красного фряжского, налитого господином, а Андрей, хмурясь и крякая, шевеля губами, медленно читал грамоту сводного брата, Федьки Шевляги. Оторвавшись от письма, вскинул на ключника лохмы бровей:
– Серебро-то хошь прислал?
Тот, давясь куском, быстро закивал головою. Проглотив, наконец вымолвил:
– Четыре рубли новогороцких! А снедное везут обозом! – быстро примолвил он, видя, что хмурая складка на челе господина не разгладилась.
– Четыре рубли… Восемь гривенок… Мог бы и пять дослать! – пробормотал Андрей. – Шевляга – он Шевляга и есть!
Скоса кинув взгляд на тяжелый кожаный мешочек, досланный Микитою, Андрей воздохнул и вопросил будто нехотя:
– Как там, в деревне?
– В Спасах? – уточнил Микита.
– Вестимо!
– А, Бог миловал! Даве глядел: кони справны, и сеять есть чем, рожь добра.
– Не блодит Офонька-то?
– Да… как ить баять? – Микита замялся. – Немного-то есь!
– Скажи, ворочусь – шкуру с живого спущу! – пообещал Андрей.
– Вот только в Замежье пакость приключилась, с Твердилою…
– Чего бы то?
– Человека убил!
– Ето постой… Какой же Твердило, кузнец?
– Он.
– Ну-у-у, – протянул Кобыла, – мужик доброй! Степенной мужик. Етот дуром и в драку не полезет! Князю доложено уже?
– Дак… В мертвом теле… Князев суд…
– Мог бы Федька и пождать, не долагать! Узнай путем, што да как… Мню, не так-то просто тамо. За такого кузнеца, как Твердило, я и головную виру дам, не постою! – решительно присовокупил Андрей.
Микита почал