Нигилист-невидимка. Юрий ГаврюченковЧитать онлайн книгу.
характер. Француз заводит собаку из эстетических соображений, немец из практических и только русский, чтобы почувствовать себя барином.
– Как человек, выросший в Варшаве и порядком живший в Германии и Франции, могу сказать, что русские ничем не лучше и не хуже других народов, – не идя на конфликт, возразил Савинков. – Русские не обладают исключительностью ни в чём.
– А я считаю, есть национальный характер, таковы мои соображения. Имею право сметь? – журналист сжал физиономию в кулачок. – Своё суждение иметь!
– Твои соображения лучше всего говорят о твоих предубеждениях, основанных на заблуждениях, друг Ежов, – мягко укорил Савинков.
– Ты не знаешь народа-богоносца, хоть и отирался бок о бок с ним в волчьих краях. Он тёмен, дик и желает плётки, да водки, – желчно ответил Ежов. – До настоящей цивилизации как до Луны. Не так, а, друг Антон?
– Отсталая страна – корягой пашут, ногтем жнут, – пробубнил Воглев. – Нет в ней технического прогресса.
«Какое вздорное суждение!» – подумал Савинков, однако деликатно опустил взор на тарелку и сосчитал до десяти, тогда как Ежов был самого высокого о себе мнения. Он продолжал метать ядовитые стрелы и договорился до того, что подытожил:
– Во всём виноват царь, и он должен уйти.
«Вульф сделался странен, – подумал Савинков. – Как будто обеспокоен чем-то или разозлён, вот и мечется».
– Государь император наделён полнотой власти сверх необходимого, – он попытался сгладить ситуацию. – Принятие Конституции должно ограничить самодержца в пределах разумной достаточности, но речи не может идти о свержении…
– Должен уйти сам. Отречься. Обязан, – стал рубить, как по плахе, журналист, взгляд его остановился.
Воглев громко засопел.
Столовый нож как бы случайно звякнул о тарелку графини.
– Я нахожу эту пикировку забавной, господа, – заметила Морозова-Высоцкая. – Но существуют темы, едва ли подобающие для застолий даже в нашей либеральной среде.
Ежов послушно смолк.
– Рад, что вы разделяете мою позицию о пределах допустимого, Аполлинария Львовна, – с искренней признательностью ответил Савинков, которому не хотелось продолжать словопрение.
Графиня кивнула.
Воглев беззвучно затрясся, косясь на собеседников исподлобья, чем однако не вызвал их удивления или смущения.
– Простота… – выдавил он сквозь стиснутые зубы. – Дачная простота.
6. Пока горит папироса
Савинков угостился папироской, которую предложил из портсигара Воглев. Расположились на скамеечке среди сосен в вышней части двора, удалённой от служб и соседей, и проезжей части, и всякого иного назойливого внимания.
– Расскажите, как там, в ссылке.
Савинков, чувствуя, что ему не подобает задавать обитателям конспиративной дачи вовсе никаких вопросов, касающихся их самих, проявил открытость.
– В Варшаве заметно лучше.
Сидели, дымили. К вечеру из травы