Риза Господня. Виктор ОвчинниковЧитать онлайн книгу.
Было очевидно – в первую очередь Патриарх Филарет хотел у казачка Кривцова разузнать, известно ли ему, Урусамбеку, что Московское правительство отказало картлийским и кахетинским послам, просившим присоединить Картли и Кахетию к Московскому государству. То, что такое решение принято Урусамбек узнал в Белгороде, когда после прочтения послания шаха решил поинтересоваться у местного воеводы, что тот думает о том, будут ли воевать русские с шахом за грузинские княжества. Подвыпивший воевода, которого больше волновало, сможет ли увеличить Московское правительство помощь Белгороду в борьбе с татарами проговорился Урусамбеку, мол, царь и патриарх картлийским и кахетинским посланникам в помощи отказали, при этом сослались на отсутствие необходимых сил, на последствия недавнего разорения, на продолжающуюся войну с ханством и турками.
Найдя, как показалось Урусамбеку, точку отсчета для анализа сложившейся ситуации, он сделал для себя вывод о том, что именно от ответа на этот вопрос, что известно Урусамбеку об итогах русско-грузинских переговоров, будет зависеть поведение царя и патриарха, то есть, смогут ли они продемонстрировать свой отказ поддержать грузинские княжества как шаг доброй воли, с целью крепить дружбу с шахом, или же им придется сообщить о принятом решении, как о подтверждении неприятного факта того, что у Московского государства нет в данный момент необходимых сил вести войну против Шах-Аббаса, за присоединение грузинских княжеств. Непонятно Урусамбеку было только одно: какую роль в этом всем играют события, разыгравшиеся на мосту несколькими часами назад? Кто такой этот князь Василий Васильевич Голицын? И прав ли князь Чернышев, что это происшествие – рядовой случай на заснеженном московском мосту?
Посол хорошо понимал, что это решение Московского правительства обрекает полководца Георгия Саакадзе, разорвавшего с шахом и поднявшего восстание против того, кому почти двенадцать лет служил верой и правдой, сражаться в одиночку во главе немногочисленной армии, без всякой надежды и на поддержку турок, а это было равносильно поражению.
Урусамбек прервал нахлынувшие на него раздумья и обратил свой взор на ожидавших от него какого-то решения Тимофея и Ахмеда.
– На, возьми, на память! – обратился Урусамбек к купцу и протянул ему поднос с сухофруктами. – Таких подносов, я знаю, у вас не делают. Сам видел, когда по Москве ходил. Только чтоб злым людям и трусам на нем еду не подавал, да чтоб по кругу за милостыней не пускал. Иначе горе тебе принесет.
Тимофей обратил внимание на то, как в этот момент изменилось выражение лица посла. Перед ним стоял совершенно другой человек, не тот, что всего полчаса назад встретил его расспросами. Тот был хитрый, коварный, злой. А этот умный, благородный, великодушный.
«Черт их поймет, этих басурман» – подумал он про себя. Затем перекрестился, поклонился и с достоинством вымолвил: – Благодарствуйте.
Урусамбек не знал этого нового для него русского слова, но внутренним чутьем понял, что это доброе