В дыму войны. Записки вольноопределяющегося. 1914-1917. В. В. АрамилевЧитать онлайн книгу.
и взять-то нечего. А кто в ответе? Конечно, дядьки. Зачем, скажут, смотрели? Почему допустили? Верно говорю?
Чеботаренко утвердительно кивает головой.
– Я тоже кажу так.
– А ты попробуй, «не допусти» их. Попробуй!
Чеботаренко молчит, попыхивая трубкой, прячет хитрую усмешку в глубине миндальных глаз.
– Пойтить и нам, нешто, на боковую? – говорит Чеботаренко своему коллеге, выбивая об пол вагона трубку.
– Пойдем-ка и то, – равнодушно бросает тот и свешивает ноги за борт вагона.
С могучим храпом останавливается паровоз у маленькой станции, затерявшейся в дубровах.
Чем ближе подъезжаем к Петербургу, тем сильнее неистовствует и озорует эшелон.
Бьют стаканы на телеграфных столбах, стекла в сторожевых будках и вокзалах, обрывают провода.
В нашем вагоне появились ящики с продуктами, картинки, окорока, связки колбас, баранок. Трофеи.
На одной немудрой станции встретили чуть не в штыки. О наших художествах была дана телеграмма местному начальнику гарнизона. Он выслал на вокзал дежурную полуроту в полной боевой готовности.
Не знаю, какой наказ был дан дежурной полуроте, но она вела себя довольно агрессивно.
Кое-кому из наших забияк пришлось познакомиться с прикладом русской трехлинейной винтовки.
Холодная вода и приклад почти равноценны. Все присмирели и до самого отхода поезда не выходили на перрон. Архангелы с винтовками разгуливали под бортами вагонов, ехидно улыбаясь и многозначительно подмигивая.
Только после третьего звонка из вагонов полетели камни, цветистая ругань, горсти песка.
Наши мстили полуроте за «обиды».
Петербург.
Все как-то сами по себе стушевались и вошли в «норму».
Закончились шутки, баловство.
Гудели, как пчелы в цветнике, но было в этом гудении что-то новое.
Коноводы драл; поблекли, притихли.
Может быть, это город-гигант придавил всех своим волнующим величием?
Пригнали в казарменный двор.
Плотным бурым гримом ложилась на влажные размягченные лица городская пыль. Пахло асфальтом, помоями, жженным камнем и гнилью.
Выстроили в две шеренги и продержали неподвижно несколько часов. Ждали генерала.
Для начала недурно.
Явилась комиссия: генералы, полковники, обер-офицеры.
Один из членов комиссии, вооруженный мелом, писал на груди каждого новобранца какую-нибудь цифру – номера полков.
Началась разбивка по запасным батальонам.
Встали рядом я, Граве, Анчишкин.
Я был в старенькой любимой студенческой тужурке. Генерал задержался около меня, раскуривая папиросу.
– Студент? Какого факультета?
Я ответил.
Молоденький поручик вывел мелом на правом боку моей тужурки затейливую семерку. В раздумьи остановился перед Граве, жирно черкнул и ему, и Анчишкину по жирной семерке.
Комиссия двинулась дальше. Моему соседу слева поставили шестерку. Он шепотом выругался.
– В