Вавилонская башня. Михаил АльбовЧитать онлайн книгу.
тебе ещё нужно? – продолжал терзать Скакунковский. – Да если бы мне такую обстановку… Я уж не знаю, чего бы я ни сделал! А то дети, писк, гам, жена с хозяйственными заботами… Слышишь? Нет, ты обрати внимание!.. Слышишь?..
При этом Скакунковский делал трагический жест указательным перстом по направленно к двери, за которою бурлил и клокотал во всю, разливаясь на всевозможные звуки, его «семейный очаг»:
– Мама, дай булочки…
– Уа-уа!
– Мама, что это Петька дерётся?!
– Ха!.. Семейное счастье!. – сардонически вопиял коротыш, потрясая на Мехлюдьева носом, как будто тот был виновником всего этого, – понимаешь ли ты, как это должно вредно отзываться на творчестве? Нет, ты не поймёшь! Ты один! Ты счастливец! А я-то, брат, понимаю отлично! Я каждый день замечаю. как я все более опошляюсь, мельчаю! Фантазия гибнет! Душа засыхает! А между тем я знаю, что во мне ещё много творческих сил… Посмотри вокруг… Что из себя представляет современная литература? Дрянь! Мелочь! Пигмеи! Где таланты? Нет, ты осмотрись вокруг хорошенько и скажи где таланты?
Скакунковский умолкал и испытующе смотрел на Мехлюдьева. Мехлюдьев, ворошился на стуле, бросал окрест унылый взор и со вздохом ответствовал:
– Их нет.
– Их нет! – торжествующе восклицал Скакунковский. – Где теперь идеалы? Какие теперь цели искусства? Гроши, построчная плата – вот к чему сводится всё! Нет, ты мне скажи, ради Бога где идеалы?
Скакунковский опять умолкал и пытливо смотрел на Мехлюдьева. Мехлюдьев вздыхал и затем сознавался:
– Нет идеалов…
– Нет идеалов! – восклицал Скакунковский: – Современная литература – базар, на который всякий торгаш тащит самую последнюю дрянь, с целью её подороже продать! Вот как я смотрю на неё! И чувствовать, сознавать в то же время, что в тебе горит искра Божья, что ты мог бы создать талантливую вещь – и не в силах, потому что весь опутан прозою жизни, кухонными дрязгами, заботами о том, чтобы отдать за квартиру, купить дров и пр., и пр… Вот где настоящий трагизм! – заключал Скакунковский свою красноречивую тираду, хватая графинчик и наполняя рюмки себе и приятелю, после чего восклицал отчаянно: – Выпьем!
Оба чокались, выпивали, крякали и, сморщившись, тыкали вилками в тарелку с селёдкой.
Как бы то ни было, после нескольких манипуляций с графинчиком чело хозяина прояснялось, и он предлагал Мехлюдьеву прочесть рассказ, написанный в несколько дней, с целью преподания необходимых советов и указаний.
– Читай! – слышался унылый шепот Мехлюдьева.
Скакунковский читал, под аккомпанемент клокотанья семейного очага, умудряясь обращать от времени до времени отдельные восклицали по направлению к этому очагу, в целях водворения необходимая порядка:
«Девушка стояла на краю обрыва, прямо лицом к заходящему солнцу, – читал Скакунковский. и вдруг обращался à part[4]: – Лиза, да дай же Петьке, чего он там просит! – «Её выразительное молодое лицо,
В сторону