Вавилонская башня. Михаил АльбовЧитать онлайн книгу.
откровенный редактор.
Onoufry de Golopyatoff (Homme des letlres) скорбно опускал глаза свои долу, брал злополучную увесистую рукопись и, уложив её тщательно в изящный сафьянный портфель с вытисненными на нем золотом своей монограммой и дворянской короной, совершал унылое течение с нею домой, где перезрелые дщери его: Людочка и Липочка, зайдя в папашин кабинет и заглянув в сафьянный портфель, в один голос. восклицали печально:
– Папаша! Опять не приняли?!
– Не приняли. не приняли, дети мои! Я вам говорил. что без протекции ничего не поделаешь! Без протекции, как в нашем (тьфу, я сказал в «нашем!») чиновничьем мире, так и в литературном, шагу ступить нельзя. – «Кто вам протежирует?» – «Толстой!» – «Баста! Вы приняты!» Вот оно что, дети мои! – заключал печально папаша.
– Папаша! – восклицала Людочка, более смелая и сама пытавшая силы свои на поэтическом поприще, – по как же добиться протекции? Боже мой, как же добиться протекции?
– Знакомства, знакомства нужны. Людочка, знакомства с литераторами, вот что! Видишь ли, друг мой, у нас, например, уже есть один очень, очень талантливый молодой поэт Нюняк. И вот, я его просил познакомить… привести… вообще… ну, ты понимаешь…
– Понимаю, папаша… Но когда же он приведёт литераторов? – спрашивала смелая Людочка.
– Когда, когда… Гм!.. Почём я знаю, когда?..
– Ах, хотя бы он поскорей их привёл! – восклицали уже обе девицы, озаряясь мгновенной надеждой, что не найдётся ли, хотя среди литераторов, давно уже втайне желаемый «он»…
И вот неожиданно, в одно прекрасное апрельское утро почтальон вместе с газетами и письмами, подал в квартиру Голопятовых такого содержания записку:
Милостивый Государь.
Онуфрий Аркадьевич!
Приятным долгом считаю известить Вас, что во вторник, на будущей неделе, я с некоторыми из моих знакомых молодых писателей нагряну к Вам, чтобы провести вечерок в дружеской (подчёркнуто) литературной беседе.
Ваш X. Нюняк».
Онуфрий Аркадьевич быстро выплюнув конец бакенбарды, которую он имел привычку жевать во время какого-нибудь сосредоточенного процесса мышления, сверкнул глазами и воззвал звучным голосом:
– Жена! Дети!
В дверях кабинета бесшумно появились три женские фигуры.
– Слушайте!.. Все!. – взволнованным голосом, начал папаша. – Вот я сейчас получил письмо от Харлампия Густавовича! В этом письме… Да вот, я лучше прочту!
Онуфрий Аркадьевич с чувством, с толком, с расстановкой прочёл записку поэта.
– Теперь. – продолжал Голопятов торжественно, – от вас, Варвара Петровна (он внушительно посмотрел через пенсне на то место, где сидела жена), и от вас (кивнул он дочерям) зависит, чтобы почтенные гости наши были приняты подобающим образом! Не забудьте, что все они – литера-то-ры… (Онуфрий Аркадьевич торжественно поднял кверху указательный палец и медленно им погрозил). Печатавшиеся литераторы! Признанные публикою! Их читают и печатают в разных журналах. Между