Я никогда не умирала прежде…. Ольга КучкинаЧитать онлайн книгу.
перестанут держать этот самый живот. Искривится спина. Сделается тяжелой походка…
Хватит!.. Ну и со мной все то же самое произойдет. Этот процесс называется процессом старения. Никто из людей его не избежал и не избежит.
Я не хочу, чтобы ты стал его свидетелем.
Я не Господь Бог.
Ты не Господь Бог, зато я могу передать тебя из рук в руки женщине первой величины… первой переводчице Советского Союза… то есть первой переводчице России… которая сделала по-русски всю американскую литературу, а ты под ее крылом сможешь сделать всю английскую… О любви в данном случае речи не идет. Но есть вещи поважнее любви!..
Вещи поважнее любви!.. И это говорит мужчина!..
Листок сохранился. Время от времени он доставал его из ящика письменного стола и перечитывал. Зачем это делал – не знал.
5.
Первая переводчица России была маленькая, сухонькая, востроносенькая старушенция, которая прислала ему десяток страниц английского текста на пробу для перевода, дав десятидневный срок для исполнения задания. Он задохнулся от восторга, закончив перевод в два дня. В поисках наибольшей выразительности перебирал слова, как перебирают бусины в ожерелье, беззвучно выпевал не выпеваемое, прятал и искал спрятанное, проницал непроницаемое, плакал от невыразимости смыслов, купался в языке, любил его, как любят женщину.
Летелось и пелось от счастья воплощения.
Закончив, отправился к ребятишкам на радио Свобода с одним вопросом: не съела ли журналистика литературу? Почему-то только Свобода могла знать ответ на этот вопрос. Ребятишки -Толстой, Парамонов, Митя Волчек – даже засмеялись от удовольствия, закончив чтение. Эмигрантский язык, в смысле чистоты, – произнес кто-то из троих.
Больше он не рвался ни к участию в конференциях, ни к сопровождению индивидуалов. Если мы и будем когда-нибудь прощены, то исключительно за любовь к словесности – говаривала Богом поцелованная старушенция, и в эти минуты он обожал ее. Он садился за стол утром и вставал из-за стола поздним вечером, что-то неопределенное хватал из холодильника, чистил зубы, гасил свет и долго лежал с открытыми глазами, ожидая визита прекрасной дамы. Прекрасная дама не жаловала.
Она уехала и пропала с концами.
Италия стала чем-то вроде проходного двора. Либо вроде очередного московского административного района. Встретить соотечественника или услышать какую-нибудь информацию о нем было раз плюнуть. Ему соотечественник не попадался. Информация не доходила. Смертная тоска его пожирала.
Он честно делал свою работу. Но того полета, того счастья, что испытал однажды, больше никогда не случилось. Не случилось, не случилось, и не случится, черт возьми!.. Остальное было средней руки. Он не умел погрузиться, докопаться. Он должен был признаться себе, что середняк, и спасения от этого нет, яблоко от яблони. Он был слишком поверхностен.
Сорвавшись в глубокую пропасть депрессии, он отбыл уже половину срока в клинике неврозов на Рублевке, когда там появилась эта смешная девчушка. Со своей аккуратно заплетенной. коротенькой, толстенькой белокурой косичкой, она почему-то напомнила ему белый