Идеология суверенитета. От имитации к подлинности. Михаил ЛеонтьевЧитать онлайн книгу.
Госсекретарь Шульц рассказывал, что он не мог поверить в те уступки, на которые легко и быстро шел Горбачев. Все это звучало бы банально, если бы среди нынешних старателей на базе российской «мягкой силы» не было бы такого количества сторонников «восхитительного имиджа».
И отсюда – второе. «Мягкая сила» со стороны субъекта подразумевает слабость объекта, диффузность, проницаемость его физической, идеологической и морально-нравственной оболочки. Голливуд, кола и iPad – это, конечно, инструменты «мягкой силы». Однако она нужна отнюдь не для того, чтобы прорваться на рынок с iPhone и колой. Как писал теоретик «мягкой силы» Джозеф Най, задача эта – «добраться до властных элит». То есть, по сути, сформировать пятую колонну. Конечная цель «мягкой силы» – подчинить объект влияния. По отношению к России в 80-е годы задача «добраться до властных элит» была решена, а в 90-е реализована со стопроцентным результатом. Поэтому все 2000-е – это казус, которого их «мягкие силовики» ни предусмотреть, ни объяснить не могут. И потому демонизируют Путина. А их проблема в том, что в России, несмотря на всю кастрацию, деградацию и дегенерацию, странным образом не добиты, не уничтожены полностью источники жесткой силы. Которые практически бессознательно, как радиационный фон, генерируют эту остаточную «мягкую силу». В основном внутрь страны.
Обещая продолжить тему в следующем номере, позволим себе сформулировать промежуточный вывод: главной проблемой российской «мягкой силы» является острейший дефицит силы жесткой. И при условии восстановления жесткой силы объектом применения нашей «мягкой силы» должна стать в первую очередь сама Россия. По причине самого широкого присутствия в ней «мягкой силы» других субъектов.
Возвращаясь к теме «мягкой силы», есть все основания воспользоваться самым свежим примером, очередным американским «Оскаром». То, что Голливуд и голливудская продукция являются одним из старых главных и мощных инструментов этой самой «мягкой силы», напоминать излишне. Так вот, не углубляясь в художественный анализ лауреатов (не дай бог, не наше это дело – со свинячьим рылом в калашный ряд), трудно не заметить, что и список наград, и сама церемония являются образцом общественного и государственного признания киноиндустрии в первую очередь как политического инструмента.
Кто еще более достоин премии за лучшую мужскую роль, чем Линкольн? Причем лично товарищ Линкольн. А не актер Дэй-Льюис. И далее точно по ранжиру: всем сестрам по серьгам. В точно выверенном сочетании политкорректности, общечеловеческих ценностей, американской народной популярности. В соответствии с ранжиром.
Заметьте, даже премия за лучший иностранный фильм – австрийцу Ханеке – уместная дань уважения дряхлеющей, рефлексирующей Европе от не склонной к рефлексии Америки. «Любовь», одним словом. Ну не политику же им делегировать, этим европейцам, в самом деле?!
Апогей церемонии вручения премии за лучший фильм лично госпожой