Пеньюар. Вероника КирееваЧитать онлайн книгу.
с разными лицами. А было б одно? Да еще некрасивое. Зачем тогда жить? Смотреть на одно лицо некрасивое, такое же, как у тебя? Да мне уже противно! Тут хоть глаза у всех разные, волосы, ноги. Да я на Анжелу смотрю и мне радостно. Охота схватить ее, и спрятать где-нибудь, где нет никого.
И как прекрасно, что сон у нас есть. А если б не спали мы? Зачем тогда жить? Тут хоть лег и лежишь, и не видишь никого, не слышишь. Думаешь о своем. О том, как организмы работают. Так, а сердце стучит, кислород поступает, капуста превращается в витамины, сало в жиры, картошка распадается на крахмал.
Да я лежу и вижу все эти превращения! И как-то удивительно мне! Думаю, да как же хорошо, что тела у нас есть. Лица. Причем, самые разные! И колбаса колбасой пахнет, и пряники пряниками. И едим мы, и спим и слышим все, и чувствуем. И сказать даже можем! А если б молчали?
Зачем тогда жить?
Да что же это?
Я не пойму, что со мной происходит. Делаю такое, за что потом стыдно. А главное, я и делать-то этого не хочу. Оно само собой как-то получается! Так я потом мучаюсь, переживаю, думаю, да как же так? Да что же это?
И ночами не сплю, и решения принимаю, что в следующий раз терпимее буду, умнее, сдержаннее. Вообще, буду молчать… Или тут же уходить куда-то, и запираться. И сидеть там. А в следующий раз тоже самое! Да даже хуже! Никакой сдержанности, никакого ума. Да я остановиться не могу!
И уйти, никуда не ухожу. Забываю. А потом снова стыдно. Да как же так, думаю. Да будет этому конец или нет? Так я такое говорю, что Ирка в слезах. Чуть ли не вещи собирает. А потом не разговаривает со мной, и даже не смотрит в мою сторону. Будто меня нет вовсе. И спит где-то в другом месте.
И не стирает. Я в грязных штанах хожу. Спать ложусь один и не сплю. Думаю, как у Ирки прощение выпросить. Что сказать? Прости меня, Ира и цветок подарить? Так это уже было. На колени перед ней встать? Так уже стоял. Посуду за собой мыть? Так уже мыл, три дня, правда. А потом снова в раковину складывать стал. Неохота.
Может, думаю, мне в следующий раз в ванную заскакивать и воду на себя лить? Чтобы в себя прийти, чтоб как-то опомниться. Или на балкон выпрыгивать, а может за дверь? И стоять там на площадке. А что? Мне может, нравится на площадке стоять. А может, всё в шутку превращать? Прям шутить и смеяться?
Или сидеть и молчать. Как будто я не слышу ничего. Оглох. И вот иду я с работы, и сам себя настраиваю. Сейчас, приду, думаю, а дома Ириша. Уже, наверное, котлет нажарила, макарон наварила. Настирала, нагладила, полы намыла. Свитер распустила…
Захожу домой, Ирка бегает с полотенцем, дым разгоняет.
– Ой, – говорит, – сухари подгорели!
А мне сказать охота, что сожгла ты их! Как всегда! Растяпа! Но потом думаю, да ладно. Да кому нужны эти сухари? Форточки пооткрыл и давай с полотенцем прыгать. Так дышать невозможно! Как еще квартиру не спалила, я вообще удивляюсь!
Так Ира прыгала-прыгала, полотенцем махала, меня два раза ударила, и банки стеклянные уронила. В одной манка была, в другой