Книга отзывов и предисловий. Лев ОборинЧитать онлайн книгу.
тетрадь», конечно, не меняет общего представления о поэтике и биографии Григорьева, но обогащает его.
Выкрал у дочки колготки –
Пью в одиночку бутылку водки.
<…>
Унес из шкафа вазу хрустальную –
Стою в подворотне, пью, водку «кристальную».
<…>
Спустил мамашину библиотеку
На парфюмерию и аптеку…
Фаина Гримберг. Четырехлистник для моего отца: Стихотворения / Предисл. В. Iванiва. М.: Новое литературное обозрение, 2012 3
Собрание больших стихотворений – или поэм? – Фаины Гримберг заставляет думать об особой «поэтике нежности» – нежности, которая не становится дешевой сентиментальностью. Важнейшее для Гримберг – проживание «общей» истории как частной, своей: благодаря этой установке она может переносить героев в свое время или сама переноситься к ним, становиться монгольской принцессой, раскапываемой археологами, присутствовать при телефонных разговорах Пушкина или спасать из тюрьмы Вийона. В своих текстах Гримберг конструирует утопическое время-пространство (все здесь, все красивы), не избавленное, впрочем, от смерти и страдания (завершающий книгу цикл о Вийоне «Четырехлистник для моего отца» или стихотворение «Вариант рабфака»). Отдельного разговора заслуживает просодия Гримберг: ритм ее строк ненормирован; когда поэтесса прибегает к рифмовке, он сохраняет певучесть благодаря напряженному движению к ожидаемым рифмам. В целом длина строк адекватно соответствует установке на длительное повествование и, возможно, сообщает тексту повествовательный импульс. Здесь, однако, вполне возможны исключения («Памяти Бориса»). О значении имен собственных у Гримберг тоже имело бы смысл поговорить отдельно.
Город – Русский Брюгге! На мосту проходит Лазарь
в габардиновом плаще впервые.
Весело в карманы сунув руки, он посвистывает налегке.
Русский Брюгге, это вам, конечно, далеко не Салехард. И мы живые.
Здравствуй, мой прекрасный Русский Брюгге на большой
серебряной реке!
Геннадий Каневский. Поражение Марса / Послесл. М. Гейде. N. Y.: Ailuros Publishing, 2012
Пятая книга Геннадия Каневского. Просодия Каневского редко выходит за рамки традиционной, но в этих рамках весьма изобретательна, а поэтику его можно охарактеризовать как стоическую – но нельзя не отметить, что одновременно Каневский работает с романтически-игровыми мотивами: «смирно! – говорят вам, штафирки, / внемля аргументам и фактам: / я служил шталмейстером в цирке, / я давал воды элефантам, / а когда печальные звери / уходили в ночь по четыре, / я стоял на стреме у двери, / воровской фонарик притыря»; «всех вас / всех / отныне зовут дульсинеи / это имя любил / мой господин». Стоицизм Каневского выражается в готовности противопоставлять свою речь истории; трагическая история России XX века – частая смысловая основа его стихотворений. В этих случаях эффектный финал – способ выйти
Более подробный текст о «Четырехлистнике для моего отца» – на с. 447–461 настоящего издания.