Последняя утопия. Права человека в истории. Сэмюэл МойнЧитать онлайн книгу.
в нужном направлении в должной мере. По словам югославского делегата, выступавшего непосредственно перед голосованием 10 декабря 1948 года, Всеобщая декларация лишь «кодифицировала» и без того давно признанные политические и гражданские права, но при этом не учла коллективную взаимозависимость человечества, жестко обусловленную современной экономикой124. В конечном счете, по крайней мере теоретически, советская дипломатия и отстаиваемая ею концепция международного права больший упор делали на суверенное равенство в международных делах, а не на права человека – и это было вполне созвучно официальному антиколониализму СССР. Причем такая расстановка акцентов уравновешивалась настойчивым требованием Сталина о том, чтобы единодушие великих держав и впредь оставалось краеугольным камнем структуры ООН125.
Ситуация, однако, складывалась так, что права человека почти незамедлительно обрели и антикоммунистическое звучание. Если вынести за скобки международную полемику вокруг дискриминации индийцев в Южной Африке, то два других знаменательных повода (cause célèbres), спровоцировавших обсуждение прав человека на площадке ООН, имели антикоммунистическую подоплеку. В первом случае Советский Союз подвергся критике из‐за своего отказа разрешить советским гражданкам, состоявшим в браке с иностранцами, воссоединиться со своими мужьями за границей. В центре второго, более заметного случая оказались тюремное заключение венгерского кардинала Йожефа Миндсенти и последующий суд над ним, пришедшиеся на 1948–1949 годы, а также связанные с этими событиями гонения на христиан в Восточной Европе – например, домашний арест кардинала Йозефа Берана в Чехословакии. Обе кампании имели место почти сразу после принятия Всеобщей декларации и, соответственно, помогли уточнить ее предназначение и действенность126. Эти ситуации, наряду с осуждением Южной Африки, побудили ООН к принятию специальных резолюций и стали главными эпизодами холодной войны, демонстрирующими, как может выглядеть «принуждение к соблюдению прав человека», осуществляемое международным сообществом127. Дело Миндсенти, ныне забытое и неисследованное, стало на тот момент наиболее видным и характерным кейсом, иллюстрирующим положение прав человека в международной политике. В 1947–1948 годах Венгрия, Болгария и Румыния были исключены из ООН на том основании, что коммунистические перевороты в этих странах попирали положения Парижских мирных договоров, которые предусматривали уважение «прав человека и основных свобод» в качестве условия членства в этой международной организации. Наряду с упомянутыми изгнаниями полемика по поводу преследований Миндсенти и других священнослужителей закрепила тенденцию, в рамках которой права человека – с упором на приоритет, отдаваемый религиозной свободе, – начали все более прочно отождествляться с судьбой христианства в послевоенном мире, где коммунизм выступал воплощением секуляризма
Как говорил этот дипломат, «в некоторых отношениях декларация отходит от реальности, поскольку в ней человек описывается как изолированный индивид и игнорируется тот факт, что он одновременно является и членом сообщества» (UN Doc. A/PV.183. 1948. P. 916). Даже в 1965 году Гарольд Берман из Гарвардской школы права, который, среди прочих своих специализаций, был экспертом по советской юриспруденции, мог писать о том, что подход Советского Союза к правам человека, несмотря на все его недостатки, остается «искренним ответом на кризис ХX века, вызванный крушением индивидуализма – как в праве, так и в прочих областях духовной жизни». Цит. по:
См., например:
См. резолюции по перечисленным вопросам, принятые с начала 1949 года: UN GA Res. 265 (III) (выходцы из Южной Азии); 272 (III) (Венгрия и Болгария); 285 (III) (советские жены). Последний документ был внесен Республикой Чили: сын ее представителя в ООН был лично затронут этой проблемой. Позднее ООН повторно обращалась к некоторым из этих сюжетов. См.: UN GA Res. 294 (IV) (1949) и 385 (V) (1949) (снова Венгрия и Болгария).
Подробнее об их значении см.: