Архитектурные модели. Очерки истории и мастерства. Анна ШукуроваЧитать онлайн книгу.
Свидетельством о том служили два памятника. Один – утраченные мозаики дворца Кенургион (IX в.), где, по словам византийского автора, была изображена сцена: император восседает на троне, «окруженный полководцами, воевавшими вместе с ним, которые протягивают ему подношения – завоеванные им города»[71]. Другой памятник – пиксида из слоновой кости (XV в.?), рельефы на которой Грабар интерпретировал как триумфальную композицию с подношением модели василевсу. Разумеется, в этом случае отчетливо прослеживаемая связь с римским обычаем исключала предположение о проектных моделях. Но и в остальном ученый не допускал мысль, что здание или город в руках несущего его персонажа как-либо соотносится со строительной практикой. После публикаций Пика и Бенндорфа (на которые он, кстати сказать, ссылался) разновидность античных моделей, которые могли стать источником иконографической традиции, не вызывала сомнений. Он только констатировал, что это были вотивные модели и модели, предназначенные для pompa triumphalis.
Позднее к обсуждению античных нумизматических источников присоединилась американская исследовательница Э. Липсмейер[72]. Она признала, что в содержательном плане монеты с сюжетом неокории обладают некоторыми элементами, пригодными для сравнения с ранними мозаичными композициями. В частности, тем, что в них реальный исторический персонаж разделяет метафизическое пространство с божеством или с персонификацией города. Если в изображении на монетах широкого хождения это соседство казалось вполне уместным, то и в монументальных мозаичных композициях, где действие является символическим, а не реальным историческим событием и ктитор оказывается в неком метафизическом пространстве, это нарушение границ между миром земным и миром небесным должно было быть доступно пониманию зрителя того времени. Вместе с тем Липсмейер справедливо отметила, что вряд ли христианам Рима, Равенны, Палестины и даже Истрии были знакомы малоазийские монеты трехсотлетней давности. Для них, следовательно, фигура ктитора с миниатюрным храмом в руках выглядела бы странно, будь эта фигура перенесена на церковные стены с незнакомых им образцов. По смыслу же композиционные схемы на монетах I–III в. и на мозаиках VI в. имеют мало общего между собой. В отличие от монет, где действие разворачивается от высшего к низшему (божество или олицетворение города вручает храм императору), в мозаиках, в которых движение ктитора с его атрибутом направлено к центральной фигуре, главенствующей в композиции, совершается обратное действие – от низшего к высшему. Велики различия и в способе изображения архитектурофорных фигур. Если на монетах император представлен стоящим на одном уровне с сакральными персонажами и в одном с ними масштабе, то в мозаиках подчеркнуто подчиненное положение ктитора его удаленностью от центра, а иногда и тем, что его фигура уменьшена в сравнении с представителями
71
Ibid. С. 101. Перевод А. Пахомовой.
72