Главное управление. Андрей МолчановЧитать онлайн книгу.
дело у меня попросту не дошло.
А случилось так.
Как и полагается, до принятия присяги мы, салажата, обретались в подготовительной роте артиллерийского полка, где изучали строевые движения, устав и общее устройство всяких снарядов и пушек. Я не выпендривался, держался замкнуто и молчаливо, с крикливыми сержантами не конфликтовал, но, когда один из них предложил мне постирать его портянки, улыбнулся ему задушевно и объяснил, что его вонючую мануфактуру я простирну только для того, чтобы распустить ее на удавку. А вот кого поутру на удавке, прикрученной к койке, найдут, угадай, сержант?
Сержант угадал. А я – нет. В частности, не угадал, что между мелкими командирами и офицерами учебной роты царит полное взаимопонимание и круговая порука. И – попал под могучий пресс армейского начальственного беспредела: придиркам не было числа, из нарядов вне очереди я не вылезал, но, когда за отказ чистить сортир лейтенант вмазал мне в челюсть, я снова припомнил навыки самообороны без оружия и в полной мере их применил. Подбитый глаз и сломанный нос парадоксально трансформировали плоскую наглую морду выпускника военного училища, придав ей скорбные черты невинно пострадавшей жертвы. Эта перемена была довольно смехотворна, и даже ротный ржал в кулак и блестел глазами глумливо, но спускать дело на тормозах не стал.
С одной стороны, мне повезло: присяги я еще не принял, трибуналу был не по зубам и таким образом избег мук дисциплинарного батальона, заточение в котором в срок службы не входило. Повезло и с другой стороны: находясь на гауптвахте в ожидании дальнейших тюремных перспектив, я посвятил двух сидевших со мной товарищей по заключению в содержание самиздатовских книг Солженицына и Шаламова, поверхностно изученных мною еще в школьную пору. Пересказ содержания запрещенной литературы я сопроводил комментариями в адрес советской власти, к которой, кстати, не питал никогда ни малейшего пиетета. Еще с детства я органически противился всей этой лживой пионерско-комсомольской шелухе, повседневно навязываемой любого рода начальством, а память о моих репрессированных и сгинувших в лагерях дедах и бабках преклонению перед коммунистическим режимом не способствовала ни в малейшей мере. Прадеда моего, кстати, раскулачили и отправили на Соловки тогдашние совдеповские хунвэнбины за роскошь: двенадцать венских стульев и граммофон.
Слушатели мои оказались благодарными и памятливыми, быстро сообразив: сдав меня как идеологического врага, можно получить снисхождение. Что и исполнили в совместном подлом сговоре, одухотворенном идеей патриотизма. Но в этом-то и заключалось мое поразительное везение! Уже готовый сменить зеленую форму новобранца на черную спецовку с биркой ЗК, я благодаря доносу переместился в особую категорию преступного элемента, ибо теперь на побитой морде взводного опытный взор особиста различил признаки идеологически враждебного рукоприкладства. Тут-то и нарисовался для начальства великолепный выход из создавшегося казуса, а именно: сложность