После дождика в четверг. Владимир ОрловЧитать онлайн книгу.
и пошли, – приказал Терехов.
Глаза у него были суровые и злые, и Чеглинцев встал. У двери он обернулся, помахал Арсеньевой рукой, подмигнул ей: жди, мол, не отсырей, а Терехов подтолкнул его вперед, и по коридору они пошли быстро и молча, а на крыльце остановились.
– Ты чего? – спросил Чеглинцев.
– Иди домой и собирай шмотки, – сказал Терехов. – А к ней не приставай.
Чеглинцев захохотал и пальцем повертел возле виска.
– Я тебе говорю, уходи.
– А то чего будет?.. – хохотал Чеглинцев.
– Морду набью.
– Мне?.. Да?
– Я сказал. Уходи.
– А если это любовь? – хмыкнул Чеглинцев.
– Знаю я эту любовь в последний нонешний денечек.
– Помешали тебе ее перевоспитывать?.. Или для Севки сохраняешь… А?..
– Ладно, хватит!
– Сейчас… Бабу-то тебе эту все равно не переделать.
Они стояли друг против друга, никогда не злились друг на друга так, а теперь в последний день смотрели врагами, Чеглинцев еще пытался ухмыляться, словно бы сказать хотел: «Ну-ну, я сейчас пойду к ней, и что мне за это будет? Морду набьешь?.. Мне-то?.. Не спутай меня с Тумаркиным…»
– Ну ладно, – сказал Чеглинцев, – чего здесь мокнуть-то. Пойду я…
Он уже открыл было дверь, но Терехов тут же схватил его за руку и дернул так, что Чеглинцев вылетел с крыльца и, поскользнувшись, осел в грязь рядом с лужей. Чеглинцев вскочил тут же, прыгнул, хотел ударить Терехова, но руку опустил и пальцы разжал.
– Ладони я твои жалею, – проворчал Чеглинцев, – в бинтах они.
А подумал он не о бинтах, а о том, что уж если есть человек на Сейбе, который на самом деле может набить ему морду, так это Терехов, когда он злой, и о том, что именно от Терехова зависит, получат ли они завтра втроем машину или нет, и зачем его сердить, и еще о том, что воспоминание о ссоре с Тереховым, наверное, в его завтрашние солнечные дни будет горше воспоминания о неудаче с Арсеньевой. А Терехов стоял рядом, хмурый, наклонивший голову, расслабивший руки, но готовый принять боксерскую стойку, и ворчал про себя. Совсем ни к чему была ему эта драка, он вообще никогда не давал волю рукам, а тут дал; казалось ему, что он злится из-за всего, что случилось сегодня и вчера, и в драке хочет дать выход своему раздражению. Но, несмотря на все эти свои мысли, с места он не двигался, а продолжал стоять и смотреть в упор в синие чеглинцевские глаза.
– Ну ладно, – не выдержал Чеглинцев, – напугал ты меня. Пойду домой.
– Валяй, валяй…
Чеглинцев махнул рукой и пошел к своему общежитию, пошел вразвалку и не спеша, лапу медвежью вертел перед носом и говорил ей что-то, а Терехов стоял и курил у крыльца. Потом он увидел, как Чеглинцев остановился, повернулся, постоял покачиваясь и стал размахивать руками и орать что-то и бросать в его сторону комья грязи. Но Чеглинцев был уже далеко, и комья грязи не долетали до Терехова, и криков Чеглинцева из-за ветра Терехов разобрать не мог, да и не старался разобрать.
А Чеглинцев орал ему: «Ах ты сволочь! Да я тебя сейчас… Да