Семь нот любви. Евгения МарлиттЧитать онлайн книгу.
в Б., чтобы возвратить ей то, что составляло радость в ее жизни. Это был инструмент гораздо красивее, чем прежний, и новее. Она тотчас же открыла крышку, и в стенах, где так долго царило молчание смерти, раздались мощные аккорды.
Лесничий тоже пришел в замок, чтобы видеть радость племянницы, и молча прислонился к стене, когда из-под пальцев девушки полились дивные мелодии. До сих пор дядя и Елизавета обменивались лишь шуточками да острыми словечками. Он всегда называл ее «златокудрой Эльзой», утверждая, что ее волосы имеют такой золотистый цвет, что он увидел бы их блеск сквозь самую густую лесную чащу, как некогда Роланд – алмаз на щите великана. Когда она кончила играть и положила обе руки на рояль, как бы желая обнять его, лесничий тихо прошел по комнате, поцеловал ее в лоб и молча вышел. С этого дня он стал каждый вечер приходить в старый замок. Как только последние лучи солнца исчезали за лесом, Елизавета садилась за рояль. Маленькая семья помещалась в глубокой нише сводчатого окна и мысленно уносилась туда, куда ее звал великий композитор, бюст которого строго взирал на воодушевленное лицо молодой пианистки.
Однажды семья Фербер сидела за послеобеденным кофе. Дядя тоже поднялся наверх, захватив с собой газеты и трубку, чтобы получить из рук Елизаветы чашку горячего душистого кофе. Он только собирался прочитать вслух какую-то интересную статью, как вдруг у калитки послышался звонок. Эрнст открыл ее. Ко всеобщему удивлению, вошел слуга замка Линдгоф с письмом для Елизаветы от баронессы Лессен. После целого ряда комплиментов по поводу игры молодой девушки, которую баронесса слышала, гуляя в лесу, Лессен обращалась к ней с предложением, не согласится ли та несколько раз в неделю играть в четыре руки с госпожой фон Вальде. Письмо было написано в очень вежливом тоне, но дядя, внимательно прочитав два раза, недовольно бросил его на стол и, пристально посмотрев на Елизавету, проговорил:
– Ты на это не согласишься, надеюсь?
– А почему бы нет, милый Карл? – спросил Фербер.
– Потому что Елизавете там не место! – запальчиво воскликнул лесничий. – Если ты хочешь, чтобы то, что ты так старательно возделывал, было побито морозом, тогда делай, как знаешь.
– До сих пор, действительно, только я один лелеял душу моей дочери и прилагал все усилия к тому, чтобы старательно поддерживать каждый вновь пробивающийся росточек. Но тем не менее мне никогда и в голову не приходило воспитывать чахлое оранжерейное растение, и горе ей и мне, если то, что я холил и нежил в течение восемнадцати лет, не укоренилось и погибнет при первом дуновении ветра. Я воспитал свою дочь для жизни, так как ей придется вести борьбу с ней, как и всякому другому человеку; и если я сегодня закрою глаза, она должна будет сама взять в руки руль, которым я до сих пор управлял за нее. Если обитатели особняка – неподходящее для нее общество, то это обнаружится очень скоро, или обе стороны, поняв, что между ними нет ничего общего, разойдутся, или Елизавета пройдет мимо того, что противоречит ее взглядам. Ты ведь сам