Старость аксолотля. Яцек ДукайЧитать онлайн книгу.
обсидиановое яйцо голове.
– Какое прекрасное отчаяние! Какой чудесный гнев!
Гжесь садится, а потом ложится на спину в розовой траве у берега. Что видит из безопасного зенита госпожа Спиро: отполированные, как фарфор, ярко-красные члены металлической скульптуры, человекоподобной модели, будто с эскиза Леонардо да Винчи, с выгравированной на грудной пластине цитатой из Корана, и все это увенчано похожей на замерзшую каплю ртути башкой, без глаз, ушей, носа, рта. Пока маска не эмотирует конкретную эмоцию лица, это вообще не лицо.
А Гжесь ничего не эмотирует; он упал и лежит без движения в той долине между эмотами. Он хотел бы войти в вектор замковцев (Фигли-Мигли или Каприз Треугольников), но Дыхание Камня слишком тяжкое, оно облепляет его и вжимает в землю лапой пожравшего мир великана.
Гжесь протягивает руку к голубому небу, жаркая лазурь ласкает плавные изгибы цвета киновари. «Аль-аср» – поскольку небо Медины на закате солнца имеет именно такой цвет, а мусульманские копии древних ботанов Америки относятся к своему призванию столь же серьезно.
В прицеле из большого и указательного пальцев Гжеся пасутся в волосах госпожи Спиро косяки алебастровых аксолотлей.
– Почему ты убегаешь, любимый?
– Мне нужно подумать. Самому по себе. Одному. Без вас, вне вас.
– Сам по себе, ох, но ты же потеряешься один, сам по себе, сам сам сам сам…
Сжатый кулак заслоняет ее и солнце; голос матерницы стихает и гаснет, смолкают камни, стебли и насекомые.
Замковцы на берегу лепят из грязи и травы шишковатого четверорукого человечка, матерница тут же придает ему вектор и ведет вприпрыжку по камешкам и веткам. Человечек добирается до Гжеся и заползает ему по бедру на грудь, где свивает гнездо из тростника и совершает ритуалы гадания. Гжесь смотрит на них со снисходительностью Атланта, поглядывающего сквозь ресницы на интимные танцы метеоров и гулянки комет.
Они сгорели, сгорели все. Сегодня они были, завтра их уже не было. По ним прошлась та чертова сука, они забыли себя, как забывают услышанную на улице шутку или адрес бывшего знакомого – они сами выпустили себя из рук, выпустили и разбились. По лицу Гжеся, будто волны бушующего моря, прокатываются эмоты; человечек стоит на его плече и смотрит, заламывая все свои травяные ручонки. Они сгорели, Гжесевы дети-недети, семья-несемья, тени-призраки, человечество-чудачество. Остается только хард, твердый, холодный, неизменный.
Уродец испуганно убегает.
Прибегают замковцы с претензиями.
– Ты испортил нам гадания, мы тебя не любим, уходи, уходи!
– Вы сами хотели.
– Ты нас обманул!
С ними всегда так.
Гжесь накрылся одеялом розовой травы, ворочается на ложе из песка и глины (девятнадцать процентов сна). Татуированный Зодиаками и Меркаторами аксолотль выкапывается из-под земли, будто крот, и чмокает «Аль-аср» в красное яйцо черепа. Земля накрывает и Гжеся, Гжесь проваливается под землю; придавленный, он перестает ощущать ее вес, и вдруг оказывается в этой тесной темноте по-настоящему