Добролёт. Валерий ХайрюзовЧитать онлайн книгу.

      – Это для работ красками, когда ходишь на пленэр, – пояснил я и, увидев, как, наткнувшись на незнакомое слово, лицо его замерло в некотором размышлении, добавил: – Это, как ружьё для охотника, удобно и легко.

      – Да, я знаю, – буркнул он. – По-нашему – мазюлька. Туды-сюда. Я был знаком с одним художником. Ему, что забор покрасить, что окна. Лишь бы платили. Мы его нанимали в конторе плакаты рисовать. Намалевал – смотреть страшно!

      Перетаскав вещи, я вышел на крыльцо и огляделся. Поляна, на которой когда-то принимали в пионеры, заросла травой, по углам и вдоль забора она была завалена бытовым мусором, банками, вёдрами, коробками, полусгнившими досками, чурками, чуть в стороне из травы торчала ржавая печь, которой ещё до Шугаева пользовались приезжающие из города на лесозаготовки сезонные рабочие. Установив этюдник, я поставил на него холст и, чтобы настроить себя на рабочий лад, сделал набросок школы. Я знал, что после Шугаева на даче некоторое время жил Степан Кокулин, к нему летом приезжала отдохнуть на природе его дочь. На поляне, где в прежние времена провожали детей в первый класс и крутилась школьная жизнь на переменах, они жарили шашлыки и устраивали шумные вечеринки. Осматривая дачу, чтобы понять, чего же мне досталось в наследство от прежних хозяев, я обнаружил, что бревенчатые сени были завалены старой одеждой, фуфайками, дождевиками, куртками, заставлены обувью, старыми лыжами – всем, с чем было жалко расставаться, всё из города свозилось сюда, загромождало проход. С того времени, когда я в последний раз приезжал сюда, здесь ничего не поменялось, стало только ещё хуже и беспризорнее.

      В самом доме на запылённых полках на меня глянули подписки журналов «Новый мир», «Наш современник», «Зарубежная литература», «Молодая гвардия», чуть сбоку отдельной стопкой подписанные Шугаеву книги друзей и сборники начинающих поэтов и писателей. Перебрав их, я нашёл тонкую книжицу самого Шугаева, в которой был очерк о его поездках на Подкаменную Тунгуску в северный посёлок Ербогачён, где мне особенно запомнился эпизод, как перед самым Новым годом в оленьей парке тунгуса он прилетел в Иркутск и пошёл пешком по заснеженным улицам, пугая своим видом прохожих и собак. До сих пор я считаю, что это был один из лучших очерков, написанных им.

      В большой классной комнате, как бы подтверждающей его творческий замах, сохранилась широкая толстая струганая доска, которая была приделана к стене вдоль окон на уровне стола. Показывая её, Шугаев двумя руками делил стол на части: вот здесь, слева, у него будут лежать заготовки для романа, посредине он будет писать повести и рассказы, а в дальнем углу – статьи, очерки и письма. Меня позабавил такой достаточно непривычный новаторский подход к своему творчеству, чем-то его движения напомнили мне разделочный стол – здесь будет голова, здесь тушка, а там хвост. Меня так и подмывало спросить, а с какой стороны будет подходить прислуга и где будет стоять наждак, чтобы затачивать стальные перья. Из-под этой массивной доски, как