От города ГУЛАГа к моногороду. Принудительный труд и его наследие в Воркуте. Алан БаренбергЧитать онлайн книгу.

обществе. В конце восьмидесятых – начале девяностых годов доступ в советские архивы значительно упростился, и исследователи стали открывать о жизни в ГУЛАГе факты, ранее не столь очевидные. Например, из официальных статистических данных ГУЛАГа обнаружилось, что каждый год освобождалось 20–40% населения лагерей и колоний, даже на пике сталинского террора16. Это позволило исследовательнице Гольфо Алексопулос сделать вывод, что ГУЛАГ работал как система «вращающихся дверей» с частыми арестами и частыми освобождениями17. Открытие гигантской системы «спецпоселений» для раскулаченных крестьян заставило историков (например, Линн Виолу) расширить концептуальные границы системы, показав, что подобные поселения (которые Виола называет «другим архипелагом») были одним из ключевых ее институтов18. Широко используя новые типы источников, такие как личные дела заключенных и документы «культурно-просветительского отдела», Стивен Барнс утверждал, что ГУЛАГ был учреждением, глубоко проникнутым советской идеологией, которая считалась фундаментальным фактором в строительстве советской цивилизации. По его мнению, главнейшим назначением ГУЛАГа была не просто изоляция тех, кого считали врагами, и обеспечение экономики рабским трудом, а возвращение в общество как можно большего числа маргинальных личностей и исключение и уничтожение тех, кого определяли как не поддающихся перевоспитанию19. Уилсон Белл и я отметили, что в лагерных документах и мемуарах упоминаются частые контакты между заключенными и вольнонаемными, и пришли к выводу, что внешние границы ГУЛАГа были гораздо более проницаемыми, чем прежде считалось20.

В этой книге я доказываю, что ГУЛАГ был тесно связан с советским обществом в целом. По сути, я демонстрирую, что он был неотъемлемой частью этого общества. Я не рассматриваю лагерь и город как обособленные сущности, а исследую гулаговский город как единое целое, подчеркивая экономические связи и особенно социальные отношения. В большинстве работ о ГУЛАГе подчеркивается резкая граница между «зоной» и внешним миром, но в этой книге я ставлю под вопрос мнение, будто колючая проволока и другие барьеры пространственно отделяли мир города от мира лагеря21. Территории советских лагерей не всегда были изолированы. В частности, в ранние годы истории лагерных комплексов между зоной и внешним миром почти не было физических барьеров. Границы часто сдвигались, и участки земли легко переписывались из одной категории в другую. Даже прочно утвердившиеся и ясно обозначенные границы регулярно пересекались и заключенными, и вольнонаемными благодаря повседневным практикам ГУЛАГа и особым привилегиям некоторых заключенных. Таким образом, пространственные отношения в гулаговском городе были гораздо сложнее и нестабильнее, чем считалось раньше22.

То же самое можно сказать о социальных отношениях, статусе и идентичности. Негерметичные

Скачать книгу

16

Getty J. A., Rittersporn G. T., Zemskov V. N. Victims of the Soviet Penal System in the Pre-War Years: A First Approach on the Basis of Archival Evidence // American Historical Review. 1993. Vol. 98. № 4. P. 1017–1049.

17

Alexopoulos G. Amnesty 1945: The Revolving Door of Stalin’s Gulag // Slavic Review. 2005. Vol. 64. № 2. P. 274. (C тех пор новые исследования скорректировали несколько некритическое отношение к сводной статистике освобождений из ГУЛАГа, опубликованной в начале 1990‑х годов Виктором Земсковым. Выяснилось, что за сотнями тысяч освобожденных скрывались умирающие и смертельно больные. Администрация выбрасывала сотни тысяч «доходяг» умирать за пределы лагерных зон, иногда с целью искусственно занизить показатели заболеваемости и смертности в отчетах, поскольку освобожденные не портили своей смертью статистику. Гольфо Алексопулос оценивает реальное абсолютное число смертей с учетом этих освобождений в 6 миллионов человек. Более низкая оценка – 2,5 миллиона смертей – выдвинута мной в рамках диссертационного исследования (при официальной цифре в 1,7 миллиона умерших заключенных между 1930 и 1953 годами). Кто бы из исследователей ни был ближе к истине, уже очевидно, что ГУЛАГ оказался куда более смертоносной системой, чем предполагалось после частичного открытия архивов в 1989–1991 годах. См.: Alexopoulos G. Illness and Inhumanity in Stalin’s Gulag. New Haven, CT: Yale University Press, 2017; Nakonechnyi M. Factory of Invalids: Mortality, Disability, and Early Release on Medical Grounds in the Gulag, 1930–1953. Ph.D. thesis, The University of Oxford, 2020; Idem. The Gulag’s «Dead Souls»: Mortality of Individuals Released from the Camps, 1930–55 // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. 2022. Vol. 23. № 4. P. 803–850. – Прим. научн. ред.)

18

Viola L. The Unknown Gulag.

19

Barnes S. A. Death and Redemption.

20

Barenberg A. Prisoners without Borders: Zazonniki and the Transformation of Vorkuta after Stalin // Jahrbücher für Geschichte Osteuropas. 2009. Bd. 57. № 4. S. 513–534; Bell W. T. Was the Gulag an Archipelago? De-Convoyed Prisoners and Porous Borders in the Camps of Western Siberia // Russian Review. 2013. Vol. 72. № 1. P. 116–141. (Дальнейшее развитие этого аргумента см. в: Bell W. T. Stalin’s Gulag at War: Forced Labor, Mass Death, and Soviet Victory in the Second World War. Toronto: University of Toronto Press, 2018. – Прим. научн. ред.)

21

Я использую термин «зона» в соответствии с официальными советскими документами и мемуарами узников ГУЛАГа. См.: Rossi J. The Gulag Handbook / Trans. W. A. Burhans. New York: Paragon House, 1989. P. 137–138 (на рус.: Росси Ж. Справочник по ГУЛАГу. London: Overseas Publications Interchange Ltd., 1987. – Прим. перев.).

22

Другой пример пространственного подхода к регионам в Советской России: Baron N. Soviet Karelia: Politics, Planning and Terror in Stalin’s Russia, 1920–1939. New York: Routledge, 2007.