Герой конца века. Николай ГейнцеЧитать онлайн книгу.
Григорьевича.
Добрые дела и не входили в сферу деятельности этого паука-ростовщика.
Это понял и сам Мардарьев и усиленно ломал себе голову, возвращаясь домой, зачем этому «старику-дьяволу», как непочтительно заочно думал о нем Вадим Григорьевич, понадобились этот, по его же словам, ничего не стоящий вексель и прошение, так понадобились, что он предложил ему, Мардарьеву, сто рублей.
Обдумывание этого вопроса не привело, однако, ни к каким результатам, он оставался без ответа.
Ясно было лишь для Вадима Григорьевича одно, что «старый дьявол», «алхимик», выдав эту сотню рублей, заработает в десять, двадцать, а может и тридцать раз более, но как?
Если бы этот вопрос Вадиму Григорьевичу удалось разрешить, хотя частично, он мог бы с ним торговаться и не дать назначить себе цену без разговоров.
«Хошь, так хошь, а не хошь, как хошь…» – со злобой вспомнил он фразу Алфимова.
«Корчит из себя, старый черт, будто ему и впрямь совсем этого векселя не надо, а спрашивает все же, цел ли весь?..» – продолжал думать Вадим Григорьевич, уже шагая по Слоновой улице.
– Благодетельствует, говорит… Ишь благодетель какой выискался!.. – даже вслух повторил Мардарьев, входя во двор, где помещалась квартира его жены и на подъезде была изображена на вывеске дама с талией осы и длинным шлейфом, а сверху и снизу было написано черными буквами на белом фоне: «Портниха мадам Софи».
– Благодетель, алхимик… – повторил снова вслух Вадим Григорьевич, скрываясь в подъезде.
Думы Корнилия Потаповича были прерваны явившимися один за другим несколькими клиентами.
Это были все лица, далеко не гармонировавшие с публикой описанного нами низка трактира: два каких-то солидных господина, офицер и даже порядочно одетая не старая дама под густой вуалью.
Алфимов неизменно принимал их в своем кабинете… бесстрастно выслушивал их, бесстрастно вынимал документы, отдавал деньги и брал, возвращал документы и также бесстрастно отказывал в просьбах.
Последний клиент, видимо, почтенный купец задержался и приказал подать чаю… Он уплачивал деньги в окончательный расчет, а потому счеты затянулись.
Когда наконец он ушел, заплатив за чай, Корнилий Потапович бережно собрал оставшиеся четыре куска сахару и сунул их в карман, затем, позвав полового, приказал сохранить ему недопитый чай до утра.
– Ты завтра мне его и подогрей, зачем пропадать, – сказал Алфимов.
– Слушаю-с… – с чуть заметной усмешкой отвечал слуга.
Корнилий Потапович вынул из кармана громадную серебряную луковицу-часы и посмотрел на нее.
Было половина пятого.
Несмотря на то, что всегда он сидел до пяти, в описываемый нами день он нахлобучил, бывший когда-то плюшевым, а теперь ставший совершенно неизвестной материи, картуз, который относил зиму и лето, надел с помощью полового старое замасленное и рваное пальто, взял свою палку с крючком, вышел из низка на улицу и пошел по направлению к Владимирской, видимо, не домой.
Он ходил несколько