Уж на сковородке, или Слава богу, вынужден жить!. Наталья ВолохинаЧитать онлайн книгу.
щиколотки – щиколотками никто не прославился. Но тут выяснилось, что и у Худова со щиколотками худо. Со всей остальной анатомией ему помогла академическая школа, здесь же она оказалась бессильна. Живописец в чем был, выскочил на улицу, заметался пожаром по бульвару в надежде рассмотреть дамские ноги, но, как назло, бульвар был пуст, только поземка змеилась по мостовой. Страдалец поджал голые пальцы в шлепанцах и уныло побрел к подъезду. На мгновение ему почудилась узкая голая лодыжка, но тут же исчезла. Художник тряхнул головой, отгоняя наваждение, и вернулся в квартиру. А зря не присмотрелся, может, по-другому бы все дальше вышло. Не наваждение то было, а старая знакомая. Она по такому случаю не отсыпалась после ночной, а следила за своим подопечным, хихикая в кулачок.
Ночью Муза маялась в холодном коридорчике – Худов не спал, а на глаза ему попадаться было опасно. Худов не спал, он остервенело листал альбомы с репродукциями и даже студенческие конспекты и зарисовки. Потом с воплем: «Не то! Не то!» – бросал бумаги на пол и кружил по комнате, как Бобик за хвостом. Пробовал рисовать свою мосластую ногу, в бешенстве замазывал сделанное и снова стелился метелицей по мастерской. Такого эффекта вдохновительница не ожидала и лихорадочно молилась всем знакомым Богам-покровителям, чтобы послали мастеру сон. Когда окно из чернильного стало серым он, наконец, забылся тревожным сном. Сотрудница Аполлона тихонько подкралась к спящему, положила руку на лоб и он увидел во сне её узкую, но изящную лодыжку. Тотчас пробудился так резко, что она едва успела исчезнуть. Бормоча себе под нос, почему-то: «Ах, Аполлон! Ах, Аполлон!», – он споро набросал лодыжки Музы и, повалившись на постель, мгновенно заснул, теперь уже спокойно и глубоко. Проснулся Худов от голосов в комнате, один из которых принадлежал его приятелю Толстову. «А, проснулся!» – заметил Толстов его приоткрытый глаз. – Что это, брат, ты тут натворил? Холодец какой-то эрмитажный. Носы, локти, шеи, уши, коленки и даже щиколотки. Щиколотки, надо заметить, удачнее всего вышли. На Пикассо не тянет, но для инсталляции новой эти кусочки человеческие сгодятся. Эй, Худов! Ты что, заснул снова?». Но Худов не спал, он даже не был в обмороке. После слов «инсталляция» и «кусочки» в мозгу его вспыхнула молнией мысль: «Обманула, провела!» – после чего он стремительно полетел по белому тоннелю навстречу свету. Муза мелькнула в самом его начале, но скорость была такая, что он не успел ухватиться за хитон. А дальше, как кинолента, промелькнула вся жизнь за один единственный миг последнего выдоха – и все. Все, художник Худов предстал перед высшим Творцом и это его личные дела.
Музу уволили без выходного пособия, как не соответствующую квалификации. Пришлось идти в натурщицы к студентам в художественную академию, а так как фигура у неё была плосковата, то такими заработками перебивалась она с хлеба на воду. По ночам, скучая по Худову,