Ночевала тучка золотая. Солдат и мальчик. Анатолий ПриставкинЧитать онлайн книгу.
ребятня кучей в одну сторону, а он в другую, к Волге.
Май был, вода ледяная, но он с ходу этого не ощутил! Потом лишь понял, что не доплыть; тонуть начал…
Очнулся – лежит на печи, шубой овчинной укрыт.
Высунул голову, поглядел: изба. Дед со старухой сидят у стола, меж собой о нем толкуют. Старуха и говорит: «Давай, старик, сдадим его обратно. Там, в колонии, сказывают, убивцев всяких держат, может, и этот из них?» А старик ей в ответ: «Дура ты, дура старая! На ем написано, что он убивец? А если нет? А если и наш сынок мается где-то, а добрые люди ему откажут в помощи?»
Быстро поправился Илья. Старик ему рассказал, что работает на реке бакенщиком. Углядел на середке: кто-то руками по воде молотит, а уж видно издаля, что тонет… Что за купальщик по весне? – удивился, подплыл, а он, Илья, уж в беспамятстве… Приодели Илью в сыновнее шмотье, кусок сала дали, хлеба. Старик на прощание перекрестил, впотьмах вывел из дома.
– До Ярославля тут недалече, – сказал. – И до Рыбинска близко, но вот как через мост пройти – не знаю. У моста охрана, могут схватить.
Но Зверек опыта за дорогу набрался. Подлез к машинисту, нанялся до Рыбинска уголь кидать.
Пришел в родную деревню. Изба забита, бабки нет. Умерла бабка. Сунулся к соседке, тете Оле, ночь была, а он-то весь в угле. Увидала соседка в окошке его черную физиономию и решила, что черт лезет, такой крик подняла, что вся деревня сбежалась.
День-другой пожил Илья, все советовали ему осесть да жениться. «Пароход плывет по Волге, дым густой, густой, густой… Ох, зачем же мне жениться, погуляю холостой!»
Не сиделось Илье: на военный учет станешь – загребут опять! Пошел он дальше по России чемоданы курочить, «углы отворачивать». Опыт у него уже был. На толкучке, при посадке или с крыши вагона крючком с верхней полки. Мал, да ловок был! Да удачлив!
Но однажды попался: запихнули опять в колонию.
Но теперь-то Зверек, как и всякий зверек, заматерел. Умел, как говорят, фуфло двигать: обманывать то есть.
Стеклá кирпичом натолок и вдохнул покрепче. Можно было бы и сахара толченого, но сахара в ту пору не было. Забило стеклом легкие, пошла горлом кровь. Положили в больничку. А из больнички путь на волю всегда короче. Да, видать, стекла он крупновато сделал, кровь кусками отплевывал еще долго. С полгода.
В Калининской области, близ Осташкова, завербовался на лесозаготовки – дрова пилить. Работа для дураков: пилу на себя да пилу от себя… А во время пилки как песенку приговариваешь: «Для себя, для тебя, для те-плы-ш-ка… Для себя, для тебя, для те-плы-ш-ка…»
Как-то с дружком шел он на работу, увидел пленных фрицев, они по соседству лес валили. Жили почти как вольняшки – на краю деревни, в земляночке.
Так вот, сидят офицеры, сало жрут. Увидели, кричат: «Рус, шнель». Мол, идите сюда, угостим!
Ребята от закуски отказались, но в памяти засело: гады фашистские наше сало жрут да нас же угощают!
На обратном пути не выдержали,