Ход королевой. Бернар ВерберЧитать онлайн книгу.
коренится в группе. Для этого явления есть название – «эгрегор». Слово происходит от латинского egregius, от этого термина в языке французов произошло обозначение стадного инстинкта, instinct grégaire. Эгрегор делает овец сильнее. Как группа они умеют решать любые проблемы, ничего и никого не боятся. Вместе они сильнее всех, это то, что зовется «непобедимой толпой».
Шерстяные спины овец отражают лучи пурпурного предзакатного солнца.
– Как я погляжу, этим стадом управляют человек и собака, – возражает Николь между двумя глотками лимонада. – Без них оно бы не знало, куда идти.
Отец наклоняется вперед и подмигивает дочери.
– Видимость обманчива. Вдруг коллективный ум самого стада исподволь управляет человеком и собакой?
Руперт доволен тем, что поставил дочь в тупик.
– К тому же сила стада и в том, чтобы создавать у нас обманчивое впечатление.
Он опять громко хохочет.
– Какой им от этого толк? – интересуется Николь.
– Овцы пользуются нами, чтобы избавляться от избытков шерсти и не париться от жары. Поставь себя на их место: столько слоев волосяного покрова влекут сильный дискомфорт. Это как если бы тебе даже в сильный зной приходилось носить теплую куртку. А так их постоянно стригут, причем даром. Да еще регулярная кормежка и спокойный сон под крышей. Наконец, мы охраняем их от хищников.
Николь, похоже, сильно заинтересовалась оригинальной теорией «овечьего могущества», развиваемой ее отцом.
– Им предоставляются медицинские услуги, к которым у них никогда не было бы «естественного доступа». Эти овцы нащупали, можно сказать, идеальную формулу беззаботной жизни: приспособились, чтобы на них ишачили мы, люди.
Новый взрыв отцовского смеха.
– Никогда не размышляла об этом под таким углом, – признается девочка.
Он опять зажигает свою сигару и гордо продолжает:
– Словом, теперь ты знаешь овечий секрет. Они манипулируют нами, да так, что большинство из нас понятия об этом не имеет. А источник их силы – тот самый «коллективный разум».
– Ты соображаешь, что натворила?
В Нью-Йорке, в четырнадцати часовых поясах от ранчо ROC, начинается день юной Моники Макинтайр. С ней ее мать Джессика; вокруг них совершенно другая обстановка: подземелье, метро американского города-спрута.
– Я не выношу самосуд. И вообще, меня выворачивает, когда нападают на манер волчьих стай на слабых и беспомощных.
– Иначе говоря, ты не выносишь людей. Так бы и сказала.
– По мне, сборище двуногих в количестве больше двух – уже шайка болванов. Чем больше вокруг меня людей, тем сильнее меня угнетает их совместная тупость.
– Чтоб ты знала, отвращение такого рода имеет название.
– Мизантропия?
– Нет, мизантропия – это всего лишь неприятие себе подобных. Твой случай – это, скорее, антропофобия, почти болезненная боязнь оказаться в обществе других людей. Само это слово происходит от греческих понятий «антропос», человек,