Дзэн в японской культуре. Дайсэцу Тайтаро СудзукиЧитать онлайн книгу.
но культурную жизнь нации затронул все же не так глубоко, как на Японских островах. (Может быть, национальная психология стала причиной того, что японцы восприняли Дзэн столь непосредственно и увлеченно, сделав его неотъемлемой частью своего существования?) Нельзя, однако, не упомянуть и то важное историческое обстоятельство, что Дзэн в Китае дал стимул к развитию философской мысли периода династии Сун и способствовал становлению некоторых школ живописи. Работы многих мастеров этих школ завозились в Японию, начиная с эпохи Камакура, то есть с XIII в., когда дзэнские монахи регулярно курсировали между двумя соседними странами. Таким образом, произведения южносунской живописи нашли ревностных поклонников на островах и являются ныне национальным сокровищем Японии, между тем как в Китае великолепные образцы живописи той эпохи не сохранились.
Остановимся более подробно на одной характерной черте японского искусства, которая тесно связана с мировоззренческой концепцией Дзэн и является, по сути, производной от нее.
Среди отличительных особенностей японского искусства заслуживает упоминания так называемый стиль «одного угла», ведущий происхождение от творчества Байэна (Ма Юань) – одного из величайших художников империи Южная Сун. Стиль «одного угла» психологически ассоциируется с «экономной кистью» японских художников – традицией нанесения минимального числа линий или мазков, призванных выявить форму на шелке или бумаге. Оба стиля вполне соответствуют духу Дзэн. Простой рыбачьей лодки на зыби вод довольно, чтобы пробудить в душе зрителя ощущение бескрайнего морского простора и в то же время вызвать чувство покоя и умиротворения – дзэнское понимание одиночества. Судя по всему, лодка беспомощно дрейфует. Эта примитивная конструкция без всяких механических приспособлений для стабильности, позволяющих бесстрашно мчаться по взвихренным волнам, без хитроумных приборов, с которыми можно не опасаться перемен погоды, – полная противоположность современному крупнотоннажному лайнеру. Но в самой ее беспомощности и заключается главное достоинство рыбачьего челна, ибо здесь нам открывается вся непостижимость высшего Абсолюта, окружающего ладью и простирающегося на весь мир. Точно так же и изображения одинокой птицы на засохшей ветви, в котором нет ни одной лишней тени, ни одного лишнего штриха, достаточно, чтобы передать печаль осенней поры, когда дни становятся короче и природа понемногу сворачивает свой роскошный свиток с картинами летнего цветения. Это заставляет задуматься о внутренней жизни человека, которая при пристальном наблюдении щедро являет взору сокрытые в ней богатства.
Здесь перед нами воплощение трансцендентального отчуждения посреди моря мирских метаморфоз, известное в терминологии, характеризующей такое понятие японской культуры, как ваби. Слово «ваби» буквально означает «бедность» или, в негативном варианте, «непринадлежность к элите, к высшему обществу своего времени». Быть бедным – значит не зависеть от земных благ и соблазнов (здоровья, могущества, репутации) и одновременно ощущать