Облако под названием Литва (сборник). Григорий КановичЧитать онлайн книгу.
воздуха.
– Никуда Ицику не надо отправляться, – голосом картежника, которому подвалил козырь, возвестил Залман Амстердамский. – Мы отправим в Париж письмо.
– Письмо? В Париж?
– Сядем и напишем черным по белому. Только не вашему другу Мейше-Янклу, а самому барону Ротшильду. Так, мол, и так. Живет вместе со смертельно больным отцом в таком-то и таком-то местечке в Литве замечательный парень… банщик. Впрочем, про то, что он банщик, писать не будем… Зачем им знать, чем он занимается? Главное, что он тоже Ротшильд.
– Письмо? В Париж? – рабби Гилель разгреб руками роскошную бороду, пытаясь легким прикосновением к ее белым струнам побороть свое искреннее недоумение.
– В Париж, в Париж. И без обиняков спросим у барона, нет ли у высокочтимого семейства Ротшильдов каких-нибудь родственников в далекой Литве…
– Письмо написать можно, – сказал рабби Гилель. – Но как оно туда дойдет, если мы не знаем, где эти Ротшильды живут – на какой улице, в каком доме?..
– Не беспокойтесь. Дойдет. Это наш почтальон не знает, где находится в местечке Цветочный переулок, а тамошние письмоносцы знают все назубок. Останови любого прохожего, спроси, где живет барон Ротшильд, и он тебе тут же ответит, – успокоил рабби Гилеля Залман Амстердамский.
– А дождемся ли ответа? Нам же с вами не семнадцать лет…
– Будем ждать. Ведь Мессию, рабби, ждут даже мертвые.
Может, рабби Гилель и Залман Амстердамский в самом деле сели бы где-нибудь в затишке и написали на гербовой бумаге письмо в Париж, но смерть Авигдора, отца Бедного Ротшильда, свела на нет их благие намерения.
В местечке не нашлось ни одного способного передвигаться еврея, который не пришел бы попрощаться со старым банщиком и проводить его в последний путь. Когда его, легкого, почти невесомого, накрытого белой впрок купленной простыней вынесли на нетесаных досках из хаты, рабби Гилель заплакал, и слезы, крупные, спелые слезы оросили его густую бороду.
– Не плачьте, рабби, – сказал Бедный Ротшильд. – Отец мечтал о смерти.
– Что ты говоришь, что ты говоришь… – залопотал тот. – Кто же, Ицик, мечтает о смерти?
– Тот, кому надоело жить. – Бедный Ротшильд замолчал, стал кусать губы и, сглотнув саднящую, стеснявшую дыхание горечь, выдавил: – Тот, кто наверняка знает, что это – единственная мечта, которая обязательно сбудется. И неважно – когда.
На кладбище терпко пахло похоронной хвоей. Над застывшими надгробными плитами роем летали бесшабашные, одуревшие от июньского солнца шмели, и их непрерывное жужжание примешивалось к поминальной молитве, которую, заикаясь от сострадания, нараспев читал рабби Гилель.
– Аминь! – после каждого посмертного благословения повторяли завсегдатаи бани.
Внизу, под косогором, по-крестьянски степенно текла река-кормилица, из которой Авигдор сорок с лишним лет черпал воду, и ее тихое прощальное плескание сливалось с шорохом глины, осыпавшейся в отверстую яму. С мохнатой сосны