Местечковый романс. Григорий КановичЧитать онлайн книгу.
кому, где и кем служить, – успокаивал Роху старший сын Айзик, главный советник и утешитель семейства. – Ничего плохого, если наш братец Шлеймке, кроме того, что он умеет шить, ещё научится и скакать на лошади.
– Зачем? – борясь со страхом, спрашивала не Айзика, а самого Господа Бога бабушка Роха. – Зачем еврею скакать на лошади? Где ты, Айзик, видел еврея на коне? Я знакома с балагулой Пейсахом Шварцманом миллион лет, но ни разу не видела его верхом, хотя у него в конюшне три здоровых битюга. Он всё время берёт их под уздцы и ведёт к Вилии. Все нормальные евреи платят за то, чтобы лошади их куда-нибудь возили, а не за то, чтобы носиться на этих лошадях, как угорелые, по Литве. Вей цу мир, вей цу мир[5], он ещё грохнется, разобьёт голову и станет калекой!
Бабушке Рохе снились страшные сны, она вскакивала с криком и потом бродила по дому, шепча молитвы. Успокоили её не сыновья и не муж, а быстроногий местечковый почтальон Казимирас, который через месяц после призыва Шлеймке принёс бабушке письмо из Алитуса. В серый конверт была вложена бережно обёрнутая в бумагу маленькая фотокарточка – её писаный красавец в военной форме и фуражке верхом на лошади.
– Генерал, – пролепетала Роха-самурай, трижды поцеловав снимок, и заплакала.
Наверно, такую же фотографию Шлеймке прислал и Хенке. Не мог не прислать. Уж ей он, надо думать, в первую очередь отправил. Чего же она тогда не пришла к ним на Рыбацкую, чтобы похвастаться и поделиться своей радостью? Мол, смотрите, Роха, каков наш Шлеймке! Бравый улан! Видно, у бедняжки ума не хватило. А ведь радость надо стараться делить на всех, от этого её не убывает, а только прибавляется.
Но Хенка на Рыбацкую улицу так и не явилась, хотя уверяла, что будет их всех любить.
Роха норовила где-нибудь её подкараулить, выследить, но ту как ветром сдуло. Сколько она о Хенке ни расспрашивала своих товарок, соседей, знакомых богомольцев и лавочников, те лишь плечами пожимали, никто ничего не ведал о старшей дочери Шимона Дудака. Тогда изнывающая от любопытства бабушка Роха решила больше не искать обходных путей и, не церемонясь, во дворе синагоги уточкой подплыла к самому Шимону Дудаку с придуманным заманчивым предложением для Хенки. Её, Рохи, старый знакомый – хозяин москательно-скобяной лавки реб Ешуа Кремницер – якобы ищет для своего внука Рафаэля хорошую еврейскую девушку-няньку. Может быть, безработную Хенку заинтересует такой заработок. Ведь лишняя копейка семье из восьми ртов никогда не помешает.
– А Хенки нет, – простодушно ответил Шимон, который в местечке был более известен своим бархатным низким баритоном, чем шилом. Сидя за колодкой, он частенько напевал израненным бездорожьем ботинкам и сапогам весёлые песни о раввинах и их послушных учениках, об изворотливых свахах и сводницах. Порой Шимон затягивал по-русски куплет из лихой песни о могучей реке Волге и разбойнике, бросившем в неё свою любовницу-персиянку. Эту песню Дудак привез из Витебска, куда в начале мировой войны евреев Литвы с пограничной полосы как «германских шпионов» выселил русский
Горе мне, горе мне! (