И нет рабам рая. Григорий КановичЧитать онлайн книгу.
сердце.
Подбадривая себя, Ешуа что-то колыбельно и невнятно шептал, поправляя легкую ношу – тело мальца весило не больше, чем пустой бочонок из-под водки – и молил Господа, чтобы поскорей кончилось это блуждание, это кружение по густому, как деготь, ельнику.
Наконец ельник оборвался – свет, брызнувший со всех сторон, ножом отрезал его от открывавшегося простора, и Ешуа вышел на дорогу, в какой-нибудь полуверсте от телеги.
Мальчик лежал на руках Ешуа простоволосый, без кепчонки – видно, обронил ее среди елей. От его растрепанных волос веяло сыростью мха и плесенью.
Ешуа уложил мертвеца на дно телеги, запряг гнедую и двинулся дальше.
Округу эту он знал, как свои пять пальцев.
Когда-то – тогда он еще не был корчмарем – исходил он ее вдоль и поперек. Молодой коробейник с резвыми и безотказными, как у волка, ногами, Ешуа испытывал в ту пору только один страх – страх перед бедностью.
А сейчас?
Сейчас от прежнего коробейника и следа не осталось – ни стати, ни того благословенного страха не дававшего ему покоя, закалившего его дух и вознесшего над другими, пусть не так высоко, как он хотел, но все-таки вровень с трактирной крышей.
Помнит ли кто-нибудь его в деревнях сейчас – ведь чуть ли не полвека прошло!
Где-то поблизости должны быть Расчяй. Деревня, помнится, стояла у самого леса… Был там еще такой пруд с диковинным заморским лебедем. Этот лебедь по сей день белеет в памяти Ешуа. Больше никогда не видел он ни одной такой птицы.
Привезу мальца, привяжу к коновязи гнедую и хоть на минутку спущусь к пруду. А вдруг выплывет он, лебедь моей молодости.
Глупости, глупости, мысленно одернул себя Ешуа. Лебедь давно подох, и пруд высох. И вообще до лебедей ли, когда в телеге мертвец, когда Семен стынет на развилке, когда Морта вот-вот рассыплется.
Сбыть бы скорей мальца, сладить бы с акушером и вернуться домой к своим курам и гусям.
Но лебедь не шел у него из головы.
Ему вдруг до смерти захотелось – увидеть его, ну, если не его самого, то его потомков, выводят же лебеди птенцов, спуститься по мосткам к воде и уставиться на их белые крылья, на их царственные шеи.
Увидеть и… купить!
Купить и привезти в местечко, ей, Морте. Какой еврей когда-нибудь дарил своей жене живого лебедя? Дом – дарил, беличью шубу – дарил, а лебедя, лебедя – никогда.
То-то поднимется переполох, то-то разгорятся страсти, то-то зачешут языками!.. Слыхали – Ешуа Мандель, как и его сынок, совсем того… своей крале на Пасху трефного гуся привез!.. Вот бы ему с Хавой так!..
Ешуа выехал на околицу Расчяй.
Изб в деревне было немного, десятка два, а то и меньше, и все замшелые, скособочившиеся, огороженные невысокими частоколами, с бревенчатыми колодцами и дырявыми навесами да хлевками.
Корчмарь подъехал к крайней избе, слез с телеги, расчесал руками бороду, поправил на голове шапку, приосанился, нарочито громко хлопнул калиткой, прошел