Женщина ниоткуда (сборник). Жан-Мари Гюстав ЛеклезиоЧитать онлайн книгу.
детства и все твердила, что это залог моего будущего, но, может, еще и для того, чтобы я знала родной язык отца.
Из всех школьников самый злобный – один мальчишка, его зовут Джо. Он высокий и тощий, старше меня на класс и жутко испорченный. Говорит мне, что я чернокожая. Говорит, что мой отец – чернокожий солдат-американец с военной базы, а мать – шлюха. Твердит это все время, когда я иду по дороге одна и никто из взрослых не может его услышать. Бежит за мной следом и, поравнявшись, бросает вполголоса: «Твоя мать шлюха, а отец – черномазый». Он знает, что я никому это не перескажу, слишком уж будет стыдно. У этого Джо хитрые бегающие глазки, как у бродячего пса, желтые, с такими резкими черными зрачками, и длинный кривой нос. Когда он застает меня одну на дороге, то всегда налетает сзади. Хватает за волосы – а у меня пышные вьющиеся волосы, – вцепляется в них мертвой хваткой и дергает вниз, чуть ли не тыча лицом в землю; я готова заплакать, но сдерживаю слезы, чтобы не доставлять ему такой радости. Ему хочется, чтобы я позвала на помощь маму: «Ну, давай, зови свою мамашу, зови ее!» Но я молчу, отбиваюсь от него пинками, и в конце концов он оставляет меня в покое.
Море… вот что я люблю больше всего на свете. С самого раннего детства я пропадала на море. Когда мы еще только приехали на этот остров, мать устроилась подсобницей в рыбный ресторан. Она приходила туда рано утром и сажала меня в колясочке где-нибудь в уголке, чтобы я никому не мешала. Мама оттирала щеткой цементный пол, чистила баки и котлы, подметала двор и сжигала мусор, а потом работала на кухне – резала лук, мыла ракушки, готовила овощи для супа, разделывала рыбу для суши. А я так и сидела в своей коляске молча, наблюдая за ней. Похоже, тогда я была очень смирным ребенком. Мне не хотелось играть на улице. Хозяйка удивлялась: «Да что с ней, с этой малышкой? Похоже, она всего боится!» Но нет, ничего я не боялась, просто сидела на месте, чтобы защитить свою мать, быть уверенной, что с ней ничего не случится. Ну а потом маме надоело быть прислугой у этих людей. Она договорилась со старухами-ныряльщицами, которые поставляли в ресторан моллюсков, и тоже стала женщиной моря.
С этого времени я каждый день ходила на берег. Шла рядом с матерью, несла ее мешок для сбора ракушек, ее тапочки и маску. Она переодевалась между скалами, где не было ветра. Я смотрела на нее обнаженную, пока она не облачалась в комбинезон для ныряния. Моя мать не такая высокая и плотная, как я, – скорее миниатюрная, худенькая, и кожа у нее очень светлая, только лицо обожжено солнцем. Я помню, как разглядывала ее выступавшие ребра и груди с черными сосками, они потемнели из-за того, что она слишком долго кормила меня своим молоком – до пяти или до шести лет. Живот и спина у нее совсем белые, а вот у меня кожа очень смуглая, хотя я не сижу на солнце, поэтому в школе меня и дразнят негритоской. Однажды я спросила у матери: «А правда, что мой отец был американским солдатом и что он нас бросил?» Мать посмотрела на меня так, будто хотела дать оплеуху, и ответила: «Никогда не повторяй того, что ты сейчас сказала. Ты не имеешь