Экономическая антропология. История возникновения и развития. Татьяна ШишкинаЧитать онлайн книгу.
на тот момент бунтарская, даже революционная, противоречащая негласным канонам колониальной этики и при этом позволяющая увидеть на страницах научной книги живого человека – смелого, несколько резкого, ставившего во главу угла научную честность.
На первый взгляд удивительно, что именно Малиновский, которого столь многие обвиняли в эгоцентризме, граничащим с нарциссизмом, обратил внимание на личность в архаическом обществе. Джордж Питер Мердок, написавший трогательную биографическую статью о Малиновском[18], отмечает, что как раз эмоциональность, восприимчивость, пусть иногда и излишняя, к критике и мнению других, сделала Малиновского замечательным наблюдателем. По Мердоку, внимание Малиновского к собственным эмоциям привело к тому, что и в других людях он ожидал встретить схожую эмоциональную глубину, будучи противоречивым сам, ожидал, что и внутренний мир других будет полон противоборствующих мотивов и сложных, многосоставных чувств. Трудно сказать, так ли это было, или Малиновский независимо от своих внутренних чувств высказал вслух в общем-то очевидную мысль, остававшуюся тем не менее скрытой от большинства антропологов той поры: то, что люди говорят, и то, что они делают, – это две совершенно разные вещи, да еще и не обязательно связанные с третьей стороной вопроса – что люди о своих поступках думают. Тезис весьма тривиальный, однако он грозил стать ахиллесовой пятой антропологии, полностью доверявшей тогда показаниям интервьюеров. Если люди не всегда делают то, что говорят, а иногда еще и неправильно понимают, что именно они делают, или воспринимают свои действия иначе, чем они есть на самом деле, – как же доверять словам таких источников? Так в антропологии заговорили о «проблеме источников».
Необходимость найти новый, более объективный источник данных, чем субъективные рассказы, поставил перед антропологией серьезную проблему. В поисках объективности Малиновский вначале прибег к классическому спасательному кругу полевого работника и попытался составить синоптические таблицы – многочисленные списки и перечни, которые должны были бы отразить сразу три слоя реальности. Рассказы и описания институтов, обычаев и традиций должны были передать то, что люди говорят о том, что делают, – это раз. Эмпирические наблюдения за тем, как институты и обычаи реально происходят, могли предоставить описание того, что люди действительно делают, – это два. Наконец, интервью и пересказанные элементы фольклора вроде мифов, магических заклинаний и историй, позволили бы заглянуть в психологию членов племени и попытаться понять, что же они думают о том, что делают, – это три. Малиновский поэтично сравнивал такую трехступенчатую систему с человеком: схему организации жизни общества он сопоставил со скелетом, к которому необходимо добавить «плоть и кровь», то есть описание реальных практик, а не только их идеальных схематичных отображений. Описание структуры ритуала еще не говорит о том, как именно его