Почти все о женщинах и немного о дельфинах (сборник). Анатолий МалкинЧитать онлайн книгу.
президентского совета по науке, диплом лауреата Госпремии, которую я получил два года назад за Катькины успехи, и даже пропуск в соседний бассейн.
Хозяин жизни и квартиры напротив, осмотрел документы холодными, прозрачными, как стекло, глазами, сличил фотографии с моей физиономией и очень удивился, увидев фамилию.
– Ростов?
– Григорий Ильич…
– Надо же! Геннадий Иванович, – буркнул он в ответ, и, возвращая документы, добавил еще что-то неразборчивое, но, видимо, доброжелательное, потому что меня перестали прижимать к стене. Кивнул мне небрежно на прощание и исчез вместе с халдеями в своих хоромах.
Ощущения от встречи остались самые что ни на есть гнусные. Что-то явно сгущалось вокруг меня.
– Может, ожившее вдруг воспоминание про древний алгоритм было тайной кнопкой в мозгу, и с ночи в нем пошел необратимый процесс? То есть я сам себя начал программировать на уничтожение? А может, наоборот, невидимая радиация начала истекать из моих знающих о неизбежном клеток, и я стал опасен для окружающих? И каждое мое появление где-либо, или встреча, или даже мысль о чем-нибудь тут же провоцирует начало разрушения?
Весь архив телефонных номеров погиб в аэродромной грязи, компьютер чинили уже вторую неделю и все обещали вернуть – пришлось вытащить из глубины стола старые записные книжки. Похвалив себя за правильную плюшкинскую привычку не выбрасывать ничего полезного, отыскал в них телефон докторши.
В поликлинику эту был определен по знакомству – заведение принадлежало богатому министерству и, как водится, обросло блатным контингентом. Бывал я там не часто, но Людмилу Марковну, рыжеволосую женщину, с ласковым, настойчивым взглядом, всегда поздравлял по праздникам, напоминая о себе – хотя не вполне понимал зачем.
Меня помнили. В меру пошутили над обычной мужской мнительностью, выдали докторский белый халат, обходя очереди, завели куда надо и проверили все с головы до пят и обратно. Ничего плохого вроде бы не отыскали, попили со мной чайку со свежайшим киевским тортом и с пожеланиями всяческих благ отправили домой. Через день Людмила Марковна подняла меня рано утром и вытребовала к себе.
Момент объявления приговора страшен не только ощущением полной безысходности, а абсолютной в этот момент остановкой жизни. Каждый, кому случалось пережить подобное, может подтвердить, что тогда кончается дыхание, не бьется сердце, не видят глаза и кровь застывает в жилах.
И тем не менее у докторши я был словно в броне, будто и не услышал ничего ужасного, но на улице ноги подкосились – на бланках анализов, которые я держал в руках, черным по белому была обозначена лейкемия, да еще с возможностью мгновенного ухудшения.
Я вдруг вспомнил, как товарищ мой, хороший красивый человек, приехал в Москву на конференцию и вдруг пропал. Через пару недель я отыскал его в больнице, но безо всяких шансов на жизнь – на кровати вместо него лежала желтая, высохшая кукла. Сгорел мгновенно.
От картинки, прилетевшей из