Младенец Фрей. Кир БулычевЧитать онлайн книгу.
к мистике ученым и полагал, что все таинственные явления проще всего разгадывать с помощью здравого смысла и самой простой арифметики.
В тот, последний приезд обстановка в Горках резко переменилась. Хотя не исключаю, что ощущение это питалось в значительной степени моими собственными предчувствиями.
Мне показалось, что возле дома и в самом особняке в тот день было куда больше народу, чем обычно, словно хозяин дома уже умер и это событие выбросило из привычных уголков и комнат всех обитателей большого дома и привлекло иных – по грустному делу или из обязательного соседского любопытства.
Н.К. встретила нас внизу, глаза ее распухли и были красными. Анна Ильинична, напротив, была бледна и осунулась. М.И. заговорил с доктором Осиповым, а меня попросил забрать из автомобиля таблицы и его саквояж. Я взял требуемое и присоединился к окулисту в гостиной.
Через несколько минут тревожного ожидания нас пригласили в спальню к Л.
Л., вытянувшись, лежал на кровати, покрытый клетчатым пледом. Видно было, насколько он ссохся; мне показалось даже, что на кровати лежит лысый ребенок, умирающий от голода, – фотографии таких детей еще недавно сопровождали в журналах сообщения из Поволжья.
При звуке наших шагов он медленно повернул голову, и после нескольких секунд пустоты глаза начали наполняться соком разума. Губы Л. шевельнулись, он промычал нечто, и Н.К. сказала:
– Он вас узнал.
И тут я увидел левую руку Л., которая лежала на пледе, – средний палец шевельнулся, стараясь покрыть собой указательный палец. И я понял смысл этого жеста – Л. не намеревался сдаваться, он сам решал, когда ему умирать.
Но тут центром внимания стал М.И. и его таблицы.
Авербах склонился к пациенту и стал спрашивать его – медленно и настойчиво, чтобы пробиться к тускнеющему сознанию:
– Вам больно? Больно глазам? Сильная боль…
Я вскоре перестал следить за вопросами и повел взглядом по небольшой комнате, стараясь запомнить в ней все: и как расположена мебель, и как падает сквозь окно свет, и как одета Н.К… Почему-то я посчитал своим долгом все запомнить, словно мне предстояло написать воспоминания о последних минутах жизни вождя и преступно будет что-то упустить.
Как ни странно сейчас, описывая те события, я должен признать, что начисто забыл, как кто был одет, какая там стояла мебель и даже – сколько народу было в спальне.
Дмитрий Ильич тронул меня за локоть и потянул, увлекая за собой, прочь из комнаты.
В коридоре он спросил:
– Надеюсь, вы не забыли?
Повторяю, что перед отъездом из дома я отчаянно боролся с самим собой, не желая брать этот проклятый пакетик, но все же взял, полагая, что не имею права обманывать людей.
Я хотел было передать пакетик Д.И., но брат вождя отказался его принять и сказал, что сначала надо выслушать диагноз М.И.
Он же сообщил мне, что последний и самый сильный приступ начался ночью и сам Л. убежден в приближении смерти.
Мы вернулись