Александр Тиняков. Человек и персонаж. Роман СенчинЧитать онлайн книгу.
Возникла у автора цель всё охватить, всё описать, и вот результат. Вызывающий то, что принято нынче называть испанским стыдом.
И нельзя не отметить обилие посвящений и эпиграфов. Чуть ли не четверть стихотворений предваряют эпиграфы из Брюсова, Бальмонта, Достоевского, Сологуба, Баратынского, Данте, Эдгара По. Причем некоторые – лобовые. Вот эпиграф: «Шесть тонких гильз с бездымным порохом. В.Брюсов» – и понеслось с этой же брюсовской строчки:
«Шесть тонких гильз с бездымным порохом»
Вложив в блестящий барабан,
Отдернул штору с тихим шорохом,
Взглянул на улицу в туман.
Так ветер дьявольскими пальцами
Качал упорно фонари,
Спешил за поздними скитальцами
И пел одно: «Умри! умри!»
Все промелькнувшее, бесплодное
С внезапной дрожью вспомнил я,
И вот к виску дуло холодное
Прижалось нежно, как змея.
На золотом далеком куполе
Играл, дробясь, неясный луч, —
И пальцы – с трепетом – нащупали
К последней двери верный ключ.
Чего ж я медлю, замирающий?
И что мне скажут фонари?
Иль ветер, горестно рыдающий,
Не мне твердит: «Умри! умри!»
Неплохое стихотворение? По-моему, неплохое, есть и по-настоящему сильный момент: «И пальцы – с трепетом – нащупали / К последней двери верный ключ». И финал отличный. Но, спрашивается, зачем самоубийце вкладывать в револьверный барабан целых шесть «гильз»? Наверняка для того, чтоб соответствовать Брюсову. И перекличка с рассказом тиняковского земляка Леонида Андреева «В тумане», опубликованным еще в 1902 году, очевидна.
А вот абсолютно бодлеровское:
На весенней травке падаль…
Остеклевшими глазами
Смотрит в небо, тихо дышит,
Забеременев червями.
Жизни новой зарожденье
Я приветствую с улыбкой,
И алеют, как цветочки,
Капли сукровицы липкой.
Немало и наивных, искусственных, непугающих страшилок. По сути, им отдана вся последняя часть сборника, посвященная «тени Ф.П.Карамазова».
Я – гад. Я все поганю
Дыханьем уст гнилых
И счастлив, если раню
Невинных и святых.
Любовь и благородство
Мне любо осквернять,
Я лишь свое уродство
Могу благословлять… —
и так далее, и тому подобное.
Есть эстетство, тоже искусственное, нарочитое. Приведу первую строфу самого характерного из таких стихотворений:
В стране рыдающих метелей,
Где скорбь цветет и дышит страх,
Я сплел на мертвых берегах
Венок из грустных асфоделей…
Оно датировано октябрем 1908 года. Для того времени, наверное, было свежим, но в 1912-м вряд ли могло кого-нибудь удивить и тронуть.
Часть «Славословия» предваряет эпиграф, и, конечно