Летят утки… литературные заметы. Аркадий МакаровЧитать онлайн книгу.
на волю. У Некрасова тоже похожие стихи есть, а мои – тоже ничего:
Кушай хлеб, Аркаша,
Молочка-то нет.
Где ж коровка наша?!
Взяли в сельсовет.
Вечерами длинными —
Холода и дрожь…
А её родимую
Увели под нож.
Ты её по имени
Больше не зови…
Молочко из вымени
Потечёт в крови.
Корову нашу, Красавку ненаглядную, действительно увели в счёт госпоставок мяса…
Потихоньку, чтобы никто не видел, показал учительнице русского языка. Пожилая учительница, она ещё в земской школе до нового времени уроки вела. Клавдией Петровной звали.
Схватилась Клавдия Петровна за голову:
– Ты что? Детям о таких вещах писать нельзя. Забудь эти строчки! И я их не слышала! Понял? Пиши о нашей пионерской дружине, о классе своём.
О пионерской дружине я никогда не писал и не пробовал. Потому что не был я пионером. Поведение не то. Но о классе может, что и получится…
На другой день написал о вечной прогульщице уроков Маше, соседке своей. Скушно одному за партой сидеть. А соседка часто пропускает школу. Болеет – говорили.
Вот я и написал в стенгазету:
У Чекмарёвой Марии
Каждый день аварии:
В понедельник – день бездельник,
А во вторник – выходной,
В среду в класс пришла больной…
А в четверг и пятницу
Без конца сопатится.
…Попробовал бы теперь прощения попросить… Да, где там? А-у! не догонишь. Обиделась на меня Маша Чекмарёва. Попросила нашу классную учительницу пересадить её на другой конец. Клавдия Петровна так и сделала. А ко мне посадили Тоньку Пономарёву, двоечницу. Она все контрольные у меня списывала. Пододвинется, бывало, плотно-плотно, вроде озябла, и суёт нос в тетради: «Что это у тебя? Да это что?»
Я ей однажды нос бельевой прищепкой зажал и подержал немного. Пружина стальная. Потом от соплей руки никак не мог оттереть. Драл меня отец потом так, что я сидеть за партой не мог, и стоял все уроки.
– Что ты не садишься? – спрашивали
– Простыл вот – говорю, – чирей у меня на этом месте!
– А-а… Тогда стой. Большим вырастишь.
Большим я так и не вырос, в армии, когда случил, в строю почти в самом конце стоял по ранжиру. Не вырос большим, но девочек с тех пор больше не обижал, хотя от них терпел всякое…
А потом в классе восьмом-девятом хлынули стихи вроде этих:
…Ты восхищалась красками лета,
Луной, что смеялась в небе.
Просила меня: «Опиши всё это
В лирической поэме.
Я целовал твои локоны
По-детски, ещё неумело.
Ромашки цвели около
Белые-белые…
Наши мечты и ласки
Слушал задумчивый пруд…
Так почему же ромашки
Теперь не цветут?
Но это я воображал больше. В росте себе прибавлял.