Совсем короткая жизнь. Книга советского бытия. Аркадий МакаровЧитать онлайн книгу.
Вскопали соток десять молодой картошки, бросили лопаты.
– Поехали в губчека!
Увезли. Там вопросы ставят с подвохом: «Пособничая! Расстрелять бельдюгу!»
Евдокия Петровна у комиссара в голос завыла. Сует бумажки наградные, царские.
– Ага! – говорит председатель ЧК. – Налицо скрытый враг.
Перебрали документы, глядят – бумажка одна, серая, оберточная. На ней подпись самого Ленина, и предписание – использовать большевистского матроса Бажулина Петра Петровича в революционных целях в связи с высокой коммунистической сознательностью представителя Ревбалтфлота.
Покрутил высокий начальник ручку телефона: «Такой-то, такой-то не расстрелян?» «Нет!» – отвечают. – Просим извинить. «Еще не успели – очередь». «Отставить! Введите матроса!»
Ввели. Петр Петрович – к столу. Евдокию не замечает. «Память – говорит, – отшибло! Вот вам, крест! Хотел, было перекреститься, руку поднял, да, видать вспомнил, где находится.
– Клянусь Матерью-Революцией! Потерял бумаги! Стреляйте подлеца за трусость!
Начальник, представитель самого неугомонного революционного племени, задышливо прокашлялся, вытер рот платком и качнул кучерявой головой в сторону Евдокии.
– Вот твоя спасительница! Ей кланяйся. А Бога не вспоминай. Ему здесь не место. За потерю бдительности лишаю тебя должности председателя волости. Забирай жену, а то она у меня всю кумачовую скатерть промочила, и возвращайся домой. Нам агитаторы за новую власть везде нужны. Когда понадобится, позовем снова, а теперь – без надобности! – и, не пожав руки, председатель убойной конторы отвернулся к окну.
Так Петр Петрович дважды за одну неделю умирал и рождался снова.
В родном селе Сатинка представительной работы не находилось. Отвыкший за долгое время службы на флоте и в волости от каждодневного крестьянского труда, Петр Петрович стал вновь прикипать к земле. А, куда деться? Семья. По ночам крутил самокрутки, вздыхал по прежней жизни, шумливой, но не обременительной.
Гражданская война, пожрав мужиков своих, детей земли русской, сытно отрыгнув на крымском перешейке, свернувшись в тугой узел, задремала, то ли на дне Черного моря, то ли в зеленых долинах Кавказа.
Началась новая непонятная жизнь, от старого мира отреклись, а к новому – оказались не готовы. Пахали и сеяли по-прежнему, а урожай убирали по-новому: приезжали пристрастные уполномоченные на подводах, составляли какие-то бумаги, и увозили зерно прямо с подворья, хорошо, если у кого захоронка в ямах останется – до весны как-нибудь прокрутиться, а там, снова уполномоченные составляют бумаги: что где посеял, сколько излишков государству отдашь. А какие там излишки! У крестьянина всю жизнь так – то понос, то золотуха. То корова не стельная, то лошадь пала.
Мужики к Петру Петровичу: «Объясни – говорят, – за какую жизнь ты нас агитируешь? Не догоним мы умом своим. Может Ленин твой, действительно, германский шпион и Россию извести хочет?