Модный Лондон. Одежда и современный мегаполис. Кристофер БруардЧитать онлайн книгу.
или, наоборот, неприличие, стали мощным символом, и, как вспоминал в своей автобиографии «Вокруг Лондона» (1896) житель Восточного Лондона королевский адвокат Монтагю Уильямс:
Было бы безумием для любой уважаемой женщины или даже для любого хорошо одетого мужчины отправиться туда в одиночку. Даже полицейские редко отваживались заходить туда, и то только вдвоем или втроем. Обитатели Рэтклифф-хайвей жили за счет моряков. Там было много больших домов с меблированными комнатами, еще больше торговцев одеждой и обмундированием и несметное количество публичных домов и пивных, и буквально в каждом имелся танцевальный салон на задах бара… Не успевало судно пришвартоваться, как его облепляли торговцы, предлагающие свой товар, вербовщики матросов, продавцы обмундирования, контрабандисты и другие прожорливые хищники… Там можно было встретить моряков всех национальностей, включая множество португальцев, испанцев, итальянцев, греков, норвежцев и скандинавов. Рэтклифф-хайвей напоминала настоящее современное вавилонское столпотворение. Среди персонажей с сомнительной репутацией, которых можно было там встретить, встречались мужчины в моряцкой форме, продающие попугаев[95].
В литературе мотив связи между ощущением чужеземной и в целом восточной двуличности и продажей модного снаряжения был довольно распространенным. Его можно обнаружить в описании «восточного» населения, созданном графом И. Армфелдтом в 1906 году для авторитетного трехтомника Джорджа Симса «Жизнь в Лондоне»:
Есть здесь турок из Константинополя, у которого нет лавки, нет склада, а иногда – и места жительства, и все равно он ведет прибыльную торговлю подержанными кружевами; есть сириец, который продает красивых кукол, одетых в национальные костюмы, есть вкрадчивый уличный торговец коврами из Иерусалима. У всех у них свои клиенты, которые никогда их не оставляют. Еще есть продавец сурьмы из Египта, который ходит по домам евреев и может выщипать брови и ресницы таким образом, что в глазах появится яркий блеск. Есть татуировщик-японец, который зарабатывает свои двадцать гиней за два-три приема… всех их можно увидеть на улицах Восточного Лондона[96].
Помимо экзотических товаров и услуг разносчиков, Армфелдта заинтересовали тела и одежда приезжих из-за пределов Европы, он объективировал различия между ними в прозе фетишистского толка, создавая изысканную версию Востока посреди Лондона, которая символизировала отношения неравенства между колонизатором и колонизуемым. Как он утверждает,
образы пальмовых деревьев и манговых зарослей, мечетей и пагод возникают в воображении при виде смуглых сынов Востока, чьи причудливые костюмы расцвечивают лондонские улицы, их присутствие служит символом далеко распространившейся торговли и мощи Англии. Махараджа с бриллиантовой звездой… японец, одетый в торжественное черное, персидский философ и ученый-парс, которых встречаешь в Вест-Энде, – все
Williams M. QC, Round London. London: Macmillan, 1896. Pp. 74–75.
Armfeldt E. Oriental London // G. Sims (ed.). Living London. Vol. I. London: Cassell, 1906. P. 86.