Три вентиля. Рональд НоксЧитать онлайн книгу.
Но каждый будет ежедневно записывать свои подозрения и аргументировать их, а потом мы сравним свои заметки. A-а, миссис Дэвис? Да, конечно, сейчас идем.
Глава 5. Ужин и мистер Бринкман
Кухня миссис Дэвис если и не вполне оправдывала иронические выпады старого джентльмена, то все же не лишала их основания. Подобно всем представительницам своего класса, хозяйка охотно пользовалась речевыми уловками и всегда недооценивала количество, говоря о большой суповой миске как о «капельке супа», но переоценивала качество, изо дня в день предлагая постояльцам на ужин «хорошую отбивную». Отбивная-то на столе неизменно появлялась, однако же, по выражению старого джентльмена, «хорошая отбивная» внесла бы приятное разнообразие. С той же неизбежностью, с какой на завтрак подавали яичницу с беконом, на ужин вас потчевали отбивной котлетой, а «немного сладких фруктов на десерт» знаменовало появление унылого бланманже (миссис Дэвис называла его формой, по главному атрибуту) и горсти охлажденных слив ренклод. Сливы были не иначе как из сада Алкиноя[11], потому что их сезон продолжался круглый год. Останься Анджела здесь недели на две, она бы, наверное, вплотную занялась миссис Дэвис и подбросила ей кое-какие интересные идеи. А так она смирилась, чувствуя, что самоубийство в доме и без того доставило хозяйке массу хлопот, с другими встрясками лучше повременить.
Столовая в «Бремени зол» была недостаточно велика, чтобы общество могло расположиться за разными столиками, тихонько беседуя и подозрительно поглядывая на соседей. Здесь был один-единственный стол на всех, а это требовало от постояльцев беспрерывных упражнений в вымученном добродушии. Бридон с Лейландом ломали голову над тайной верхней комнаты и пребывали в созерцательном расположении духа; Бринкман откровенно нервничал и отчаянно старался избегать разговоров о трагедии; Анджела, которая не впервые оказывалась в подобной ситуации, благоразумно помалкивала. Только старый джентльмен, по всей видимости, чувствовал себя совершенно непринужденно, с полнейшим хладнокровием рассуждая о Моттраме в той иронической манере, которая, похоже, была его неотъемлемой особенностью. Бринкман весьма ловко парировал его выпады, показывая присутствующим, что он и мир повидал, и вообще не дурак, хотя и обделен чувством юмора.
К примеру, в ответ на избитый вопрос о его рыбацких успехах старый джентльмен сказал:
– Нет, увы, должен признать, я ничего не поймал. Однако ж, мне кажется, я вправе без хвастовства утверждать, что кое-каких рыбешек вспугнул. Удивительно все-таки, что Моттрам, этот ваш баснословный богач, ездил на рыбалку в такое невозможное место, ведь тут о каждой пойманной рыбке впору в газете писать. Будь у меня этакая прорва деньжищ, я бы ездил в Шотландию или даже в Норвегию, хотя, откровенно говоря, не люблю скандинавов. Я никогда их не видел, но неуемные похвалы, которые расточали им учебники географии моего детства, вызывают у меня глубочайшую к ним антипатию.
– Думаю, – заметил Бринкман, – у шведов найдутся кое-какие
Алкиной – в греческой мифологии царь феаков, внук Посейдона; принимал Одиссея на острове Схерия, в своем дворце, окруженном вечнозеленым садом.