Дорога в СССР. Как «западная» революция стала русской. Сергей Кара-МурзаЧитать онлайн книгу.
ясно сказано, что русская революция, позволяющая избежать «того же процесса разложения, который присущ историческому развитию Запада», возможна только в том случае, если она будет «дополнена» пролетарской революцией на Западе. И в этом процессе роль русской революции – «послужить сигналом» западному пролетариату.
А в 1892 году Энгельс пишет народнику Н.Ф. Даниельсону (переводчику «Капитала»): «Если Россия и дальше пойдет по тому пути, на который она вступила в 1861 г., то крестьянская община обречена на гибель. Мне кажется, что именно сейчас это начинает сбываться… Боюсь, что нам придется рассматривать вашу общину как мечту о невозвратном прошлом и считаться в будущем с капиталистической Россией. Несомненно, таким образом будет утрачена великая возможность, но против экономических фактов ничего не поделаешь» [43, с. 265].
Чуть позже (22 сентября 1892 г.) Энгельс снова пишет письмо Даниельсону: «Если Россия после Крымской войны нуждалась в своей собственной крупной промышленности, то она могла иметь ее лишь в одной форме: в капиталистической форме. Ну а вместе с этой формой она должна была принять и все те последствия, которые сопровождают капиталистическую крупную промышленность во всех других странах. Но я не вижу, чтобы результаты промышленной революции, совершающейся на наших глазах в России, отличались чем-нибудь от того, что происходит или происходило в Англии, Германии, Америке» [43, с. 400].
Это ошибка! В России развитие капиталистической промышленности вело к антикапиталистической революции, и в 1892 году это уже было ясно, а в Англии, Германии и Америке ничего подобного не было. Эмпирических данных, для того чтобы резкие различия можно было увидеть, имелось в 1892 году вполне достаточно, но Энгельс верил догме, а не реальности.
Поразительно, до какой степени Энгельс противоречил известным экономическим фактам. А.В. Чаянов пишет на основании строгих исследований: «В России в период начиная с освобождения крестьян (1861 г.) и до революции 1917 г. в аграрном секторе существовало рядом с крупным капиталистическим крестьянское семейное хозяйство, что и привело к разрушению первого, ибо малоземельные крестьяне платили за землю больше, чем давала рента капиталистического сельского хозяйства, что неизбежно вело к распродаже крупной земельной собственности крестьянам… Арендные цены, уплачиваемые крестьянами за снимаемую у владельцев пашню, значительно выше той чистой прибыли, которую с этих земель можно получить при капиталистической их эксплуатации» [44, с. 407].
И это было не аномалией, а общим для России правилом. После 1905 г. покупка земли общинами и аренда земли у землевладельцев нарастала. Историк В.В. Кабанов пишет: «Все более определяющей становилась тенденция к перемещению центра тяжести сельскохозяйственного производства на хозяйство крестьянское, прогресс в мелкотоварных хозяйствах становился заметнее. Накануне Первой мировой войны крестьяне производили 92,6 % совокупного продукта (по стоимости) земледелия и животноводства, а помещики – только 7,4 %» [45].
Энгельс