Палач в белом. Михаил СерегинЧитать онлайн книгу.
хитрой приставке, которой управлял Анатолий Сергеевич, ас волоконной оптики. В высоком белом колпаке и хрустящем халате, он возвышался над несчастным Юрием Николаевичем, точно грозный призрак. Его выбритое до синевы лицо казалось торжественно-мрачным, и Чехов следил за ним с почтительным страхом беспомощной жертвы. Думаю, что свои воззрения на медицину он Анатолию Сергеевичу не выкладывал.
Приставка, соединенная с окуляром гастроскопа, позволяла выводить картину исследуемого желудка на экран цветного телевизора, и мы с Анатолием Сергеевичем могли как на ладони наблюдать те изменения, которые произошли внутри нашего сложного пациента за время его двухнедельных мучений.
А изменения, что бы там ни говорил сам Юрий Николаевич, имели место. Даже кратковременная разлука с радостями жизни принесла ожидаемый эффект, и суровое бритое лицо Анатолия Сергеевича заметно смягчилось.
– Ну вот, – благодушно пробормотал он, орудуя ручками управления, чтобы высветить самые потаенные уголки полковничьих внутренностей. – Положительная динамика несомненна... Вот теперь и антральный отдел... Отечность уменьшилась значительно... и геморрагических явлений мы практически не наблюдаем... Неплохо, очень неплохо...
Я посмотрел на Юрия Николаевича с плохо скрытым торжеством – мне он не верит, но аппаратура-то не может ошибаться. При поступлении гастроскопическая картина была такой, словно слизистую желудка ошпарили кипятком. Только слепой не смог бы почувствовать разницу. Однако в ответ в глазах Чехова мелькнул жалобный, но настырный огонек. «Сейчас я не в силах возразить, – как бы говорил он. – Но дайте мне немного свободы, и я выложу все, что о вас думаю».
– Анатолий Сергеевич сделает несколько снимков, – предупредил я. – И вы сами, Юрий Николаевич, сможете сравнить результаты.
– Всененепременно... всенепременно... – увлеченно пробормотал Анатолий Сергеевич. – И вы сможете сравнить... и мы тем более сможем...
Само собой разумеется, что на протяжении всей процедуры бедный Юрий Николаевич был начисто лишен права голоса. С онемевшей от лидокаина глоткой и шнуром в пищеводе особенно не разговоришься. Вынужденное молчание мучило разговорчивого полковника даже больше, чем копание в недрах его измученного желудка.
Высказался он только после обеда, когда я зашел проведать его в палату. Юрий Николаевич с грустным видом сидел на краю постели и, нахохлившись, смотрел телевизор. Показывали какой-то молодежный сериал, сопровождавшийся неистовым закадровым смехом. При каждом новом взрыве смеха Юрий Николаевич морщился и осторожно щупал пальцами горло.
Когда я вошел, он заметно оживился и с хрипотцой в голосе заявил:
– Вот, будьте любезны! Ободрали мне горло своей японской техникой! А я ведь на досуге как-то изучил закон о правах пациента... Если задаться целью, то по этому закону я смогу предъявить вам столько претензий, что разорю вашу лавочку дотла!.. Взять только аспект необоснованного назначения анализов...
–