Братья. Юрий ГрадинаровЧитать онлайн книгу.
А допрежь посоветуйся в Енисейске с Кытмановым.
Петр, казалось, слушал, но думал об ином. Венчание брата не давало ему покоя. Он уже не раз намекал Киприяну, что Катерина займет его место в сердце старшего брата. Петр не хотел понимать, что любовь Киприяна к кухарке совсем другого покроя, нежели к нему. Старший не раз пытался объяснить:
– Петруха! Брат мой! Меж нами любовь кровная, а с Катей я роднюсь по душе. И в сердце обе любви уживутся без урона тебе.
Петр наклонился, выбил о сапог трубку. Остался в сомнении. Не убедил брат. Может, впервые не убедил.
Киприян понял это и виновато моргал глазами. Чтобы как-то спрятать растерянность, он крепко обнял Петра и трижды поцеловал в колючие, уже не сбритые на зиму, усы.
– Не убивайся, братишка! Женитьба не порушит наш торг и родство. Я без тебя, что купец без товару, а уха без навару. Через год-другой и ты приведешь в дом енисейскую или туруханскую казачку. И пойдет род Сотниковых в рост.
– Может, и так! Но зараз на душе неспокойно. Я без тебя сиротой себя ощущаю. Ты для меня, как Святая Троица для верующих: и матушка, и татушка, и брат. Ум мой тобой прирастает.
– Верю, верю, брательник! Ну а Катерина-то как? Будет толк?
– Женись! Лучшей не выждешь. Люба она мне, и, может шибче, чем тебе. Твой верх – ты старше. Но всяка невеста для своего жениха родится. Катюша – для тебя. Оттого я и невесел. Однако в работе подвоха не жди. Всю исполню, как велел. Но душу от нее не ослобоню. Не в силах.
– Да ослобонись в мою пользу. Будто долг отдай – и забудь!
– Легко судачить! Как бы ты запел на моем месте? Я ведь не могу души лишиться, пока жив. А стало быть, и Катюши.
Киприян сочувственно смотрел на брата.
– Угораздило же тебя, Петруха! В самое сердце! А я думал, только меня.
– Лето прокрутился в делах, боль утихать стала вроде. А домой вернулся, увидел ее – и заныло в груди. Она ведь не знает. А тут ты с венчанием. По-живому резанул, хотя крови нет. Она запеклась там, в душе.
– Тут я тебе не советчик! Сам бессилен перед чарами ее. Душу свою очернить легче, чем очистить. Даже от светлых дум. Воля стала мягче пчелиного воска. Тает от огня душевного. Сам маюсь два года. Говорю тебе, а сам разумею плохо. Чую, сердце с умом не в ладах. – И добавил: – С Димкой потерпимей! Наставляй парнишу!
На Енисее штормило. Волны окатывали привальный брус судна. Стая чаек, терзаемая ветром, сиротливо прижалась к земле, рядом с парусником. И при его порывах то одна, то другая птица всплескивали крыльями, чтобы удержаться на скользком снегу.
Матросы заканчивали увязку на корме двадцатипудовых бочек с соленой рыбой и укладку мешков с бивнями мамонта.
Морозец на лету схватывал легкие брызги и приклеивал к судну, серебря голубые борта обшивки. Вскоре капитан из штурвальной рубки хозяйски оглядел судно, убедился в готовности к отходу, спустился по трапу к Сотниковым.
– Зазябли, небось, на ветру-то беседовать. Зашли бы в каюту, коль разговор долгий.
– Уже