Братья. Юрий ГрадинаровЧитать онлайн книгу.
головой, сбросила с лица сбившуюся прядь:
– Опять судьба, опять дуда. А он-то что? Обречен будет, как агнец перед ножом? Мне так жаль своего первенца Коленьку! И три месяца не прожил. В грехе его зачали. Бога обидели! Чует мое сердце что-то страшное. Станет ли этот нашей с Киприяном надеждой?
Глаза наполнялись слезами, и капли скатывались прямо к ушам.
Бабка сочувственно глядела на женщину, будто думала, чем утешить.
– Не о том сейчас кумекаешь! Радоваться надо. Родила легко, здоровье не порушила, сынок здоровенький. Береги теперь его от напастей. А чтобы угадать, какой он будет, надоть не один годок рост его видеть, ум его направлять. Прививать доброе, отсекать злое! Да к делу торговому тягу вызывать. А чутье твое не подводит. Оттого и тревожно на душе. Ну, успокойся! Я знаю, Сотниковы корни под Богом росли. Может, и от побегов Бог не отвернется. Я их всех знаю: и туруханских, и дудинских. Удачливы и совестью чисты. Хотя в торговом деле тяжко совесть чистою держать. Вот Петр на тазовской Часовне смотрителем служил. Правда, не в лучшие времена хлебом обеспечивал тунгусов. Край богатый, а были годы голода и болезней, доходило до людоедства. По крошкам, по фунтам выдавал он муку, хлеб, чтобы протянуть до следующего каравана. Кто-то хаял его, а кто-то благодарил. В голодуху всем не угодишь. О Киприяне молчу. Сама знаешь. Из урядника купцом стал. Славен на всю губернию. И ученые люди без Сотникова в тундру нос не кажут. Он и провизией, и упряжками, и проводниками пособляет. Может, и твой сынок в батюшку пойдет. А за Коленьку – не убивайся! Бог дал – Бог взял. И не в грехе, а в любви вы его зачали.
Екатерина с надеждой слушала бабкины слова, хотя и понимала: старуха успокаивала ее. Но как бы там ни было, а душа ее получила облегчение. Видя, как светлеют глаза молодой купчихи, Марфа Тихоновна поняла, что своего добилась:
– Катенька, хозяин давно норовит взглянуть на вас, а я его не пущала. Думала, ты спишь.
Екатерина поправила волосы, расправила одеяло, взбила подушку и застыла в ожидании мужа. Потом, словно вспомнила о чем, шепнула Марфе Тихоновне:
– Дивильце подай и гребень!
Она глянула в зеркало: печать тревоги еще не сошла, опухшие от натуги веки обрамляли глаза, в темных уголках лежала усталость. Она спешно пробежала гребнем по волосам, разгладила щеки и взяла за руку повитуху:
– Пусть заходит, только половицами не скрипит.
Киприян Михайлович на полусогнутых, как охотник в тундре, по-кошачьи мягко, пробрался в спальню. Екатерина приложила палец к губам, мол, тише. Широко раскрыла глаза и впервые после родов улыбнулась.
– Ну как ты? – припал к ее губам Киприян, и, не ожидая ответа, целовал лоб, щеки, шею. – Спасибо, Катенька, за второго сынка, – хватая ртом воздух между поцелуями, шептал он. Екатерина мягкой ладонью ерошила его голову.
– А он не просыпался? – перегнулся через нее Киприян Михайлович и поглядел туда, где спал, посапывая носом, мальчонка. «Мужик как мужик. Лобастенький. Ну, и что ж? А может, там ума палата? Бабка же мне что-то про глаза колобродила», – подумал довольный отец.
– Спит