Враждебный портной. Юрий КозловЧитать онлайн книгу.
уважаемым и ценимым, особенно у многочисленных пациентов, специалистом. Хотя в те далекие годы особого выбора у пациентов не было. Страна ударно строила социализм, выковывала нового человека. Но новые люди – рабочие на великих стройках коммунизма, двадцатипятитысячники-коллективизаторы на селе, авиаторы в небе, шахтеры-стахановцы в забое, полярники на Северном полюсе – нет-нет да и подхватывали (когда соскальзывали с наковальни) трипперок, а то и… страшно сказать, сифилис.
Пока Порфирий Диевич был жив, Каргин много и охотно с ним общался, часто навещал деда на даче в подмосковном местечке Расторгуеве.
В девяносто первом году Каргин писал большую статью о советском фольклоре двадцатых – тридцатых годов. Порфирий Диевич по памяти процитировал ему народную «венерическую» присказку тех лет: «Цыц мандавошки, пошли вон гонокошки, генерал сифилис идет!»
Народ-богоносец, помнится, задумался тогда Каргин, сам, кстати, неоднократно прибегавший в юности к профессиональной помощи деда, боялся сифилиса, как огня, как грозного чекиста, раз произвел спирохету в генералы. Это ли не свидетельство святой простоты и моральной непорочности закалившегося в огне сталинских репрессий, охлажденного страхом (перед ЧК – НКВД и сифилисом) до звенящей ледяной крепости тогдашнего человеческого материала! Или это Каргин часто оценивал факты с противоположных точек зрения, что отнюдь не размазывало их в кашу, а, напротив, обнаруживало в фактах мощную, как на голограмме, скрытую перспективу, свидетельство боязливой народной подлости, готовности трепетать перед сильнейшим из имеющихся в наличии злом, высокомерно презирая прочие, менее жестокие его разновидности, типа «мандавошек» и «гонокошек»? Так народ-богоносец почитал Сталина, но в грош не ставил его (неважно, живых или расстрелянных) соратников.
Фамилия, как репей (Каргин в праведном гневе отверг непотребное слово «мандавошка»), прицепилась и к единственной дочери Порфирия Диевича Ираиде Порфирьевне – внучки Дия Фадеевича и матери нынешнего Каргина. Она по какой-то причине не только каждый раз оставляла за собой девичью фамилию во время трех замужеств, но и единственного сына, появившегося на свет в год смерти Сталина, занесла в свидетельство о рождении как… Дия Каргина. Каргину стоило немалых трудов в год получения паспорта (он тогда жил в доме неистового Виссариона без родителей) преобразовать дремучего Дия в нейтрального Дмитрия. Собственно, по факту он и считал себя Дмитрием, и окружающие звали его Димой. Только когда хотели обидеть или унизить, вспоминали, что он Дий, а один особенно искушенный в сквернословии одноклассник обзывал его Мудием. Мать нехотя смирилась с уточнением имени, взяв с него клятвенное заверение, что он не поменяет фамилию на отцовскую. Новоявленный (узаконенный) Дмитрий согласился, тем более что у отца была несерьезная, водевильная какая-то фамилия – Коробкин. Мелькнула, правда, игривая мыслишка насчет двойной фамилии Каргин-Коробкин или Коробкин-Каргин,