Секрет Любимова. Валерий ЗолотухинЧитать онлайн книгу.
начинаю читать – слышу, вру. Но не надо торопиться, заталмуживать текст, свежесть уйдет, тогда не сыграешь.
11 декабря
Кузькин пока не идет – Любимов мало доволен, если не сказать более, – но я не отчаиваюсь пока, т. к. внутри нахожу все чаще точность характера и интонации и т. д. Наружу пока выходит мало, но я не тороплюсь, расстраиваюсь, конечно, несколько зажат, снова по той же причине – когда не выходит, Любимов объясняет с такой интонацией, как будто «ты уж совсем дошел, и ничего не получается, и не работаешь дома, и не увлекаешься», воспринимает как личное оскорбление, оттого шоры появляются, нет спокойствия, а стремление сразу достичь результата и доказать состоятельность. Это в корне неверно. Доказывать никому ничего не надо, надо работать и создавать атмосферу, в которой легко ошибаться, «артист на репетиции имеет право быть бездарным» – заповедь М. Чехова.
А режиссеры, понуждающие к результату, не достойны актерского расстройства, так что не будем расстраиваться, а будем работать.
20–21 декабря. Ленинград
Всю ночь в «Стреле» болтали с Высоцким – ночь откровений, просветления, очищения.
– Любимов видит в Г.[36] свои утраченные иллюзии. Он хотел так вести себя всю жизнь и не мог, потому что не имел на это права. Уважение силы. Он все время мечтал «преступить» и не мог, только мечтал, а Коля, не мечтая, не думая, переступает и внушает уважение. Как хотелось Любимову быть таким!!
Психологический выверт, не совсем вышло так, как думалось. Думалось лучше.
«Банк». Ничего не ясно. Снимали какими-то кусочками, вырванными из середины, артистам не дают времени совсем. Что из этого одеяла лоскутного выйдет? «Рванул или не рванул» – об этом и речи быть не может, ясно, что нет. Есть надежда отыграться 27–28-го, когда будем заканчивать сцену.
Что он курит? Жаренный на сковородке самосад?
– У вас глаза вчера были вчетверо больше, шире, чем сегодня, синие и блестели желанием. Что вас так распалило?
– Чудно играть смерть. Высоцкому страшно, а мне смешно от того, что не знаю, не умею и пытаюсь представить, изобразить. Глупость какая-то.
Завтра 2 спектакля, 2 репетиции и один концерт. Отдохнуть бы не мешало. После ванной, чая все спят, и я иду тоже, обо всем, что думаю, запишу потом.
25 декабря
Обед. Ничего, ничего, что-то выклеивается, особенно в некоторые моменты, просто забываю, что я – это я, а не Кузькин, когда идет импровизация, живое чувство, все получается, но тут же пропадает, начинаешь вспоминать предыдущее состояние, и все летит к чертям.
Заметил: у шефа появилось уважение к моему действу, либо это кажется, во всяком случае, он терпим, принимает мои ходы и все больше уверяется во мне, может быть, мираж, но глаз у него на меня добрый, и это помогает мне, я разжимаюсь и, пока он колупается с партнерами, потихонечку подбираю штампы, мимику, проверяю самочувствие и т. д. Кузькин – человек добрый, Божий человек, со всем человеческим, безусловно, но добрый, и злость же только на себя самого, даже на судьбу он не злится, а наивно
Николай Губенко, в то время артист Театра на Таганке.