Унесенные блогосферой. Татьяна ШахматоваЧитать онлайн книгу.
ищет скрытое.
На мое счастье, на улице было морозно, и девицы быстро освободили проход. Попав домой, я первым делом включил компьютер, так как собирался потоптаться по виртуальным стенам убитых любителей лобстеров и, возможно, сделать кое-какие свои записи, до того момента, когда вернется Вика.
В этом смысле я оказался при Вике, что доктор Ватсон при Шерлоке Холмсе. Доктор вел дневник. В современной версии я должен был бы пристраститься к интернет-блогу, но выбрал кое-что другое. Поскольку то, чем занималась моя тетка, было делом довольно молодым и мало исследованным, я решил подробно записывать ход ее экспертиз, чтобы убить сразу двух зайцев: во-первых, сделать диплом по юридической филологии – тут тебе и готовый материал, во-вторых, опубликовать монографию в помощь экспертам-филологам и тем самым сразу обеспечить себе задел на кандидатскую диссертацию. Амбициозно? Само собой, я и не отрицаю. Но очень скоро в моем строго утилитарном замысле обнаружился совершенно непрактичный крен.
Оказалось, то, что делала Вика как профессионал, было в буквальном смысле этого слова связано с тем, как мы с нею жили. Тексты, которые ей приходилось анализировать, влияли на нас, но и мы, со своими мелкими проблемами и мало примечательными событиями жизни, вдруг коренным образом влияли на ход серьезных расследований. Это представлялось мне сущей мистикой, но Вика только рассмеялась, когда я пришел к ней с этим «гениальным открытием».
«А как ты хотел, если в начале было Слово?» – лукаво подмигнула она и вручила мне труды нескольких современных философов со странными, иностранными фамилиями, из которых Ролан Барт был самым простым, но только в плане фамилии. Читать же всех этих философов оказалось в равной степени невозможно. Тем не менее, я прочитал, веря, что разгадка близка, ничего не понял, лишь усвоил кое-какие термины: постмодернизм, «весь мир – это текст» (а вовсе не театр, как я полагал раньше), «смерть автора» и «смерть субъекта». Осознать смерть автора труднее всего… – представился труп дядьки среднего возраста с окладистой бородой, высоким лбом, черными кудрями и эфиопским носом, на котором сидело чеховское пенсне… Но путь был явно неверный. К тому же в нашей квартире так часто появлялись абсолютно живые авторы из плоти и крови, которые гневно пеняли на нечистоплотность своих коллег по цеху, обвиняли их, – тоже вполне себе живых, – в плагиате, творческом бесплодии и идейной импотенции, что идея «смерти автора» казалась если не вовсе глупой, то точно несвоевременной.
А вот со смертью субъекта разобраться не составило труда, тем более, что именно тут была зарыта собака моего мнимого открытия. Современные философы сообщали, что сознание любого человека состоит из множества цитат, и потому самого субъекта мышления как бы и вовсе нет. Картина, в общем, выходила довольно безрадостная, как будто живем мы все в огромной всемирной библиотеке и каждый – всего лишь высказывание: кто подлиннее, кто покороче, кто вообще какое-то междометие. Ужасно безрадостное открытие.