Источник. Джеймс А. МиченерЧитать онлайн книгу.
Элиав обручен с тобой, почему он ничего не делает?»
Какое-то мгновение она смотрела на него, словно сама себе задала этот вопрос, но быстро оправилась и небрежно бросила:
– Порой так бывает…
Куллинейн снова поцеловал ее и сказал куда серьезнее:
– Веред, если он так долго тянет, почему бы тебе не выйти замуж за человека, который действует решительно?
Веред помолчала, словно приглашая снова поцеловать ее, но потом отстранилась.
– Ты действуешь слишком решительно, – мягко произнесла она.
– Как давно ты обручена?
– Мы вместе воевали, – ответила она. – Я дружила с его женой до того, как ее убили. Он дрался рядом с моим мужем. Это то, что связывает людей.
– Ты несешь патриотическую чушь!
Веред влепила ему пощечину, вложив в нее всю свою силу и весь свой гнев.
– Это серьезно. И никогда, никогда… – Она оказалась в его объятиях и зарыдала. Справившись с собой, Веред прошептала: – Джон, ты человек, которого я могла бы полюбить, но я отчаянно дралась за эту еврейскую землю и никогда не выйду замуж за нееврея.
Он опустил руки. Ее слова были архаичны и даже оскорбительны. Они были явно не к месту в это мгновение, когда двоих людей коснулась любовь. Но если европейские евреи прошли через все, что выпало на их долю, и построили государство, в котором обаятельная тридцатитрехлетняя вдова может произносить такие слова…
– Ты недалеко ушла от тех ирландских католиков, которых мне довелось знать в Гэри. «Если ты приведешь в дом польского мужа, я дам хлыста вам обоим». Так мой отец говорил моим сестрам.
– Я не просила целовать меня, – напомнила Веред.
– Прости, что я это сделал, – фыркнул Куллинейн.
Она взяла его руки, гневно сжатые в кулаки, и прижала к своим щекам.
– Это глупые слова, и ты это знаешь. Я смотрела, как ты работаешь на раскопе, Джон. Ты хочешь докопаться до каждой мелочи, и никакие предубеждения над тобой не властны. Ну ладно, вот ты копаешься в этой траншее – и вдруг сталкиваешься с чем-то, что не можешь принять… с еврейской девушкой, которая пережила такие ужасы, что теперь на свете осталось только одно, чего она может желать, – оставаться еврейской девушкой.
Сила этих слов заставила Куллинейна с уважением отнестись к словам Веред, но рассудком он не мог это принять: если он хоть что-нибудь понимает в человеческих отношениях, то Веред Бар-Эль не выйдет замуж за доктора Элиава. Она совершенно не производила впечатления влюбленной в него женщины, да и в нем не чувствовалось голодной тяги к ней. Как и Израиль, частью которого она была, Веред очутилась на скрещении исторических путей, но ее привели сюда любовные эмоции, и она выдала свое беспокойство, ибо такая ситуация ее не устраивала. Полный сочувствия, Куллинейн видел неуверенность Веред и потому сказал:
– Веред, последние двадцать лет я провел в поисках жены. Я хочу, чтобы она была умна, не чуралась больших идей и… ну, чтобы она была женственной.