…И вечно радуется ночь. Роман. Михаил ЛукинЧитать онлайн книгу.
сделанное или сказанное им – нерушимо. Одним видом своим порождает он животный трепет – языки прилипают к нёбам, а руки заходятся в треморе: вечерами, при блеклом свете его сияющая лысая голова носит на себе огненные блики, а персты, плавно разведённые в стороны, говорят за сына Божьего, спустившегося на Землю для очередного спасения грешных душ.
На деле ж доктор Стиг – единственный здесь чудак, кто полагает или же делает вид, что полагает, будто кто-то из нас может ещё хоть от чего-то излечиться.
Действительно, каков чудак!
Как и положено существу высшего порядка, он мыслит против всякой логики, несмотря на то, что в университете его накачали физикой и прочими точными науками – ведь если кто-то и вылечится, то он будет таков, покинет эти стены, а, выходит, уйдут и деньги, немалые, к слову. Однако иное исполняет он с педантичной точностью – поддерживает огонь жизнь в наших почти угасших светильниках, и это, надо сказать, составляет основу его нынешнего благосостояния. И благосостояние его возникло не на ровном месте, оно заслужено им, выстрадано, ибо, в самом деле, он исцеляет больных – шутки в сторону, господа – я видел это сам! – исцеляет умы от зловредного вируса здравого смысла, а иногда и прикосновением – золотуху.
– Господин Лёкк, хотите вы или нет, но я тотчас же войду! Даю вам минуту на то, чтобы придумать объяснение, отчего вы не отвечали на мою просьбу, и потрудитесь, чтобы оно было более-менее правдоподобным – у меня нет желания более слушать всякие бредни о белых карликах и атмосфере на Юпитере.
Молодой человек сколь свят, столь же и упорен!
Разумеется, я не собираюсь ничего изобретать, я даже не собираюсь вставать при его явлении, как заведено при церквях и всех европейских дворах. Мне нужно подумать о том, чтобы как-то обезопасить себя от его появления, его и ему подобных. Некая пожилая и немного тронутая рассудком дама из семейства Фальк так и не додумалась просто толкнуть мою дверь, которая всегда открыта, и войти, вместо того, чтобы царапаться ко мне с полчаса, а этот Стиг – пройдоха умный, хоть на вид ему лет двадцать восемь-тридцать, и уж он-то войдёт без помех, рано или поздно. Господи, Хлоя бы уж придумала что-нибудь!
Так я и продолжаю, точно султан, возлёживать на полу у стола на ковре из собственных бумаг, когда он, устав от нетерпения, наконец, входит. Он раздражён, это слышно по его шагам, по тому, как грубо он толкает мою дверь, по тому, как дышит, он раздражён, но держится невозмутимо. Что ж, дальше ему придётся чуть забыться в удивлении.
– Вы с ума сошли! – восклицает он, совсем по-фридиному всплескивая руками, едва найдя меня в таком непривычном положении. – Вставайте немедля, пол холодный. Сейчас я позову сестру, она вам поможет.
Вот уж два месяца как ко мне приписана молчунья Фрида, но желания видеть её у меня нет никакого совершенно, и я тут же отвечаю, что не премину подняться в обмен на клятвенное