Ангелов в Голливуде не бывает. Валерия ВербининаЧитать онлайн книгу.
этого.)
– Конечно, мы бы хотели выкупить дом, чтобы он был только наш, – сказала она. – Но хозяева не хотят его продавать.
Я едва не поперхнулась чаем, который пила, и поспешно поставила чашку на блюдце.
– Так у вас есть деньги на покупку дома? Баронесса Корф прислала?
– Эта интриганка? Ха! – Мать сделала презрительный жест. – Нет, я получила наследство после Герберта. Ты его, наверное, помнишь – это благодаря ему мы сумели перебраться из Константинополя в Париж, а потом из Парижа в Америку.
Герберт был дипломатом. Мне вспомнилось что-то сухощавое, длиннолицее, всегда корректно одетое и донельзя скучное. Он был женат, но мою мать это не остановило. Говорить о любви с ее стороны, я думаю, не имеет смысла – она просто искала того, кто мог поднять ее на ту же высоту, что и мой отец.
– Я очень рада, что у вас теперь есть деньги, – пробормотала я.
– Он мог бы и побольше мне оставить. – Ответ был типичным для моей матери. – У него был рак, и Герберт хотел, чтобы я приехала к нему в больницу, представляешь? Как будто видеть умирающих – то еще удовольствие.
– Он просто хотел попрощаться с тобой, – сказала я, ежась от ее бессердечия. Я не любила Герберта, но не видела ничего хорошего в том, чтобы о нем говорили таким тоном.
Мать холодно улыбнулась.
– Он уже попрощался с нами, когда заявил, что его семья важна для него и вообще нам лучше расстаться. Я пять лет угробила на этого олуха, который дарил шелковые чулки с таким видом, будто делает величайшее одолжение в жизни. Пять лет!
Павел Егорович молчал, глядя в угол. Я бы дорого дала, чтобы знать, что он думает сейчас.
– Значит, ты не поехала в больницу? – спросила я.
Мать пожала плечами.
– Когда я приехала, он уже умер. Адвокат его семьи сказал мне, что они могли бы оспорить завещание, но не хотят скандала.
Я подумала, что в действительности все обстояло иначе: как только моей матери намекнули, что могут оспорить завещание, она пригрозила устроить скандал, и семья пошла на попятную. Павел Егорович шевельнулся, поднялся с кресла.
– Пожалуй, я пойду покурю снаружи, – сказал он, виновато улыбаясь.
– Паша! Смотри не простынь! – с тревогой крикнула мать ему вслед, когда он вышел из комнаты. Почему-то я вспомнила, что она всегда говорила эти слова и моему отцу, и своему очередному спутнику, даже если на улице было жарко.
Я допила чай. Бок самовара лоснился в сумерках, и я подумала, что надо спросить, где моя мать ухитрилась его раздобыть. Но ее вопрос опередил мой.
– Скажи, ты, случаем, не собираешься замуж?
– Я? – только и могла пробормотать я.
– Ну а кто же еще? У тебя есть кто-нибудь на примете?
– Ну… – осторожно протянула я, прикидывая, до каких пределов можно довериться моей матери, – мне нравится один человек…
– А у него есть деньги?
Вот, пожалуйста. Какой смысл рассказывать ей про Джонни, его лучистую улыбку, его доброту, вообще