Замок четырех ветров. Валерия ВербининаЧитать онлайн книгу.
– это вздор! А я тебе скажу, отчего все происходит. Сначала граф Толстой напишет роман о том, как хорошо изменять мужу, а потом кто-то прочитает его – и что? Воспримет как руководство к действию!
Я вытаращила глаза.
– Ведь если сам граф Толстой написал, что можно изменять мужу, – увлеченно продолжала Дарья Семеновна, – значит, так оно и есть! Можно забыть и стыд, и элементарную порядочность, и… и про близких своих забыть, например!
И тут я поняла, что жестоко ошиблась в Дарье Семеновне. Повелительный тон, румянец, объемистый стан – ничто из этого, по сути, не имело значения, потому что прежде всего она была просто-напросто глупа.
У глупости есть множество оттенков, но глупость в сочетании с непробиваемой уверенностью в своей правоте – явно не то, с чем имеет смысл бороться. Я могла бы сказать, что граф Толстой – великий писатель и что «Анна Каренина» написана вовсе не для оправдания супружеских измен, могла бы доказывать, что жены уходили от мужей задолго до появления этой книги, могла бы привести десяток других доводов – они бы ровным счетом ничего не изменили, потому что Дарье Семеновне было удобнее верить, что граф Толстой сочинил роман сомнительной моральной ценности, что моя мать – бесстыдница, а отец – по меньшей мере слепец. Таким образом тетушка возносилась над моими родителями – и заодно над каким-то графом, которого знает и уважает весь мир.
– Хорошо хоть у Михаила хватило ума добиться перевода в другое место, – добавила Дарья Семеновна. – Могу себе представить, какие толки шли в уезде о вашей семье, а для девушки на выданье нет ничего хуже, чем такая вот история!
Тут довольно некстати я вспомнила, как развязно со мной стали разговаривать некоторые лавочники в Иллуксте, а еще – как местный священник перестал с нами здороваться, и отвела глаза.
– Значит, я права, – удовлетворенно констатировала моя собеседница. – Мать твоя и себе жизнь испортила, и вам.
– Но она все равно моя мать, – выдавила я из себя.
Теперь я уже жалела, что вообще приехала в Митаву.
– Ну вообще-то да, но когда будешь общаться с другими людьми здесь, в городе, лучше не упоминай о ней. Говори, что твоя мать умерла. Поверь, так будет лучше для всех, и в первую очередь для себя.
Я подумала, что тетушка не только глупа, но и бессердечна. Фарфоровые дети смотрели на меня с этажерки нарисованными глазами. Наверное, им было проще в тот момент, чем мне… Хотя, может быть, они тоже страдали – от сознания, что когда-нибудь кто-нибудь может их разбить, например.
«Я уеду, уеду, уеду… В Бауск, Шёнберг, куда угодно. Мое место все равно не здесь».
Но Дарья Семеновна еще не считала нашу беседу законченной. Она заговорила о том, где я училась, и о том, что я умею делать. Я призналась, что систематического образования не получила, немного знаю французский, совсем не знаю немецкого, но люблю читать и верю в самообразование.
Я ничуть не удивилась, услышав в ответ, что тетушка не видит в образовании для женщин никакой практической пользы. Разумеется, они должны уметь читать, писать