Не забыть нам песни бардов. Цикл эссе. Ирене КрекерЧитать онлайн книгу.
страх. Нет, не просто тревога, а страх от непонимания несправедливости происходящего на его глазах.
И всё же я имею право говорить о страхе. Во мне он тоже когда-то жил, этот страх, щупальцами охвативший тело и чувства. От него у меня с самого раннего детства была внутренняя зажатость, мешавшая жить. «Я не такая, как все. Я – немка. Как отнесутся ко мне, если узнают, что я немка? Ведь подумают, что фашистка!» Правда, сама-то я узнала, что немка, что это – национальность, уже когда пошла в школу. А родители скрывали. Эта тема у нас в доме была табу. Об этом факте биографии я никогда и ни с кем не говорила до 90-ых, когда уехала из страны… В детстве у меня было лишь несколько подруг, которым я могла довериться. Тому виной была моя зажатость.
А этот мальчик, юноша грузин Булат Окуджава… Что он должен был испытывать, если родители – враги народа? Отец расстрелян, мать – на каторге… За что ему благодарить страну, родину? Или проклинать? Или предавать в душе родителей? Он ушёл на войну, может быть, чтобы смыть позор за родителей, избавиться от страха, разъедавшего душу… А мой отец вступил в партию, когда ему это сделать позволили, в 70-ые годы, незадолго до смерти. Он тогда так и сказал, что делает это ради детей, чтобы им, то есть нам, жилось спокойнее… О годах, проведённых под спецкомендатурой и на спецпоселении, родители с нами никогда не говорили…
В 1989-ом году Булат Окуджава пишет:
«Убили моего отца
Ни за понюшку табака
Всего лишь капелька свинца —
Зато как рана глубока!
Он не успел, не закричал,
Лишь выстрел треснул в тишине.
Давно тот выстрел отзвучал
Но рана та ещё во мне.
Как эстафету прежних дней,
Сквозь эти дни её несу.
Наверно, и подохну с ней
Как с трёхлинейкой на весу.
А тот, что выстрелил в него,
Готовый заново пальнуть,
Он из подвала своего
Домой поехал отдохнуть.
И он вошёл к себе домой
Пить водку и ласкать детей,
Он – соотечественник мой
И брат по племени людей.
И уж который год подряд
Презревши боль былых утрат,
Друг друга братьями зовём
И с ним в обнимку мы живём».
Это не единственные стихи, в которых Булат Окуджава пишет об отце. Есть ещё «Мой отец» («Он был худощав и насвистывал старый, давно позабытый мотив…»). Поэт упоминает о нём и в стихотворениях «Не слишком-то изыскан вид за окнами…», и в «О чём ты успел передумать, отец расстрелянный мой…». Более полувека носит он в себе боль, чтобы она, наконец-то, прорвалась в его творчестве. Полвека ощущение боли, которая сидит глубоко в подсознании мыслью: За что? Почему? Кто виноват?
Эти страшные годы Окуджава пытался забыть в течение всей своей жизни. Отсюда и повышенная ранимость души, которую он пытался скрыть от окружающих… Наверное,