Мне жаль тебя, герцог!. Михаил ВолконскийЧитать онлайн книгу.
и Остерману, но разговаривал с ними не иначе, как по-немецки.
После первого же происходившего по смерти Анны Иоанновны заседания кабинета Бирон молча отпустил всех присутствующих, не отвечая даже на их низкие поклоны, причем ниже всех кланялся князь Никита Трубецкой. Он удержал только Миниха да Остермана, полулежавшего в кресле-носилках в качестве совершенно больного и расслабленного.
Когда все, кроме них, ушли, Бирон подошел к дверям и осмотрел их, не подслушивает ли кто-нибудь, а затем, вероятно в знак особой таинственности и значительности предстоящей беседы, на цыпочках приблизился к столу, оперся о него обеими руками и шепотом, но не без свойственного ему пафоса произнес:
– Мы сильны, пока мы вместе!
Остерман поник головой, как бы подтверждая этим глубочайшую правоту высказанных герцогом слов, Миних же нахмурил брови и деловито ждал, что последует дальше.
– У нас есть власть, мы занимаем в России верное место, – повторил Бирон и хлопнул ладонью по столу. – Я не доверяю этим русским: Трубецкой и Бестужев наименее возбуждают подозрения, но и на них полностью положиться нельзя. Мы, немцы, можем положиться только на самих себя!
– Ну конечно! – подтвердил Миних и подумал: «Весь свой век я полагался только на самого себя!»
– Если мы только не будем вместе, – снова заговорил Бирон, – то погибнем каждый порознь.
«Кто погибнет, а кто и нет! – опять подумал Миних. – Не суди, мой друг, о других по себе!»
Миних ясно понимал, что Бирон завел с ними эту речь единственно из трусости, которая так и сквозила в каждом его слове. По природе своей Миних был храбр и отважен, и трусость Бирона органически была противна ему. Если бы Бирон хотел, наоборот, не объединить с собой, а восстановить против себя такого человека, как Миних, то он должен был говорить именно так, как сделал он на сей раз.
В его тоне слишком ясно слышалось желание запугать своих собеседников теми страхами, которые чудились ему самому. Он видел, что эти страхи далеки в особенности Миниху, а также и Остерману, но он объяснял это тем, что он, Бирон, дальновиден, а они – нет. Миних же понимал, что выказываемый Бироном страх доказывает вовсе не его дальновидность, а слабость. И он понял тоже, что со слабым человеком не годится ему, Миниху, связывать свою судьбу. Он слышал рассказ о том, что арабы в Африке при охоте на диких зверей не берут людей, которые могут струсить и тем самым дать почувствовать зверям, что они сильнее человека. Сам Миних не трусил ни пред неприятельским войском, ни пред толпой и потому побеждал и мог управлять; трусливый же Бирон мог только наводить страх, но истинная тайна управления совершенно не давалась ему.
– Итак, господа, я предупредил вас! – заключил герцог свои слова и выпрямился, воображая, что он сейчас очень величественен. – Предлагаю вам подумать о моем совете; он вытекает из насущнейших наших интересов! До доброго свидания, господа! – и, будучи уверен, что после всего сказанного им, ни Миних, ни Остерман не смогут ничего замыслить против него, потому что ведь это так очевидно